История Фридриха Великого.

   Дикие, неустроенные орды этого войска всюду оставляли за собой ужас и отчаяние. Пепелища, развалины и трупы жителей, без разбора пола и возраста, означали след их. Пруссаки смотрели на наше войско, как на вторжение новых варваров, называя наших казаков гуннами XVIII столетия. Между тем в регулярном нашем войске господствовала дисциплина, которая могла служить примером для самых образованных народов. После пятидневной осады Фермор взял Мемель и устроил в нем сообщение морем с Ригой. Апраксин шел вперед почти беспрепятственно. Все пройденные им пограничные провинции были объявлены завоеванными Россией и приведены к присяге. Эта решительная мера заставила встрепенуться Левальда и преградить русским путь к дальнейшим завоеваниям. В июле Апраксин перешел реку Прегель и продолжал марш до Аксины. Здесь встретили его пруссаки. Оба войска расположились к битве, которая должна была произойти близ деревни Гросс-Егерндорф. Русские заняли прекрасную позицию. Тыл их был прикрыт густым лесом; фланги отлично защищены. Левальд хотел занять гористую местность и поставить на ней свою тяжелую артиллерию, чтобы прикрыть ею фланг свой, но русские и в этом его предупредили. 30-го августа началось дело. Прусская кавалерия была превосходна, наша -- весьма посредственна. Левальд начал атаку с обоих крыльев, успел сбить русскую конницу с позиции и загнать за пехоту, но тут пехота встретила пруссаков с примкнуты-{288}ми штыками, и они должны были отступить. Тогда двинулась прусская инфантерия. Левое крыло действовало довольно успешно, но правое, которому назначено было нанести решительный удар русским, испытало несчастье. Румянцев, командовавший второй нашей линией, пошел в обход, ударил на пруссаков во фланг и в тыл, смял и погнал их назад. В это время расстилался по полю густой дым от горящих деревень, которые Апраксин нарочно велел зажечь, чтобы скрыть от пруссаков свои движения. За дымом вторая прусская линия, выступившая на подмогу первой, не могла различать неприятеля и открыла огонь по своим же бегущим товарищам. Командовавший нашим левым крылом генерал-аншеф Василий Абрамович Лопухин воспользовался беспорядком в неприятельских рядах. С величайшей неустрашимостью повел он свои уцелевшие батальоны против прусских батарей. Три неприятельские пули пронзили грудь храброго вождя. Он упал и был отнесен в лес. Придя в себя, Лопухин спросил: "Ну что, гонят ли неприятеля?" Ему отвечали, что пруссаки разбиты. "Слава Богу! -- воскликнул он. -- Теперь умру спокойно; я исполнил долг, возложенный на меня государыней!"

   Битва длилась десять часов. Левальд, на всех пунктах пораженный, велел ударить отбой и очистил поле сражения. Он отступил в величайшем порядке, без преследования со стороны русских.

   Пруссаки потеряли в этой битве более 6.000 человек убитыми и двадцать шесть орудий. Потеря с русской стороны простиралась до трех тысяч, но зато русская армия была вчетверо многочисленнее прусской. Кроме Лопухина, мы лишились генерал-поручика Зыбина и командира малороссийских казаков Капниста.

   Но победа при Гросс-Егерндорфе не принесла никаких плодов России и не причинила особенного вреда Пруссии. После битвы Апраксин с величайшей поспешностью ретировался за Прегель и не только оставил свои завоевания, но и саму Пруссию. Наши войска отступали за границу так быстро и в таком беспорядке, как будто русские были всюду разбиты и преследуемы. Пятнадцать тысяч раненых и больных были брошены на пути; до восьмидесяти орудий и значительное количество снарядов и обозов оставлены неприятелю. Никто не мог понять причины такого странного поступка Апраксина, тем более, что Гросс-Егерндорфская битва открыла перед ним дорогу к самой столице Пруссии, вполне обнаженной и беззащитной. Одни полагали, что русский фельдмаршал {289} боялся зазимовать в стране, совершенно опустошенной его же войсками; другие утверждали, что он был подкуплен Фридрихом. Но Мемель оставался в руках русских, он был прикрыт 10.000-м корпусом. Через этот город русское войско могло получать все нужное продовольствие морским путем. Стало быть, первое предположение было неосновательно. Второе подтверждалось анекдотом, довольно забавным, но не совсем правдоподобным.

   Рассказывают, что Апраксин отправил из Пруссии несколько бочонков с червонцами, поручив маркитанту-жиду доставить их к своей жене. Чтобы отвратить всякое подозрение, на бочонках была надпись "прованское масло". Между тем он уведомил свою супругу письмом о их настоящем содержании. Транспорт прибыл благополучно в Петербург. Аграфена Леонтьевна приняла посылку своего мужа и приказала поставить бочонки в маленьком кабинете, смежном с ее спальней. Ночью, оставшись одна, она решилась откупорить один из бочонков: крышка свалилась, и в комнату потекло прованское масло. Маркитант, подозревая незаконность посылки, воспользовался золотом и заменил его маслом.