Им отпускались значительные суммы для заманок, и молодежь толпами отправлялась в Магдебург, назначенный сборным местом для поступающих на прусскую службу. Честь разделять громкую славу прусского оружия заставляла молодых людей оставлять университеты до окончания курса, купеческих приказчиков бросать торговлю, молодых чиновников бежать от службы. Вербовщики иным сами давали деньги, с других брали плату за патенты на разные офицерские чины. Но по прибытии в Магдебург всем новобранцам, без исключения, надевали солдатские ранцы. Купцы, ремесленники, простолюдины, купившие себе звание полковников, капитанов и поручиков, вдруг делались рядовыми и узнавали обман не прежде, как в строю, под грозным фухтелем фельдфебеля. Таким образом было собрано до 60.000 рекрут. Позорное средство! Одна крайняя нужда может оправдать Фридриха в глазах потомства. Но он действительно заслуживает оправдания: прежде, чем он ухватился за это последнее средство, им было испытано все, чтобы привести дело к дружелюбному концу. Послы его являлись ко всем враждующим дворам с мирными предложениями -- всюду последовал отказ. Противники его слишком надеялись на свой крепкий союз и на его малосилие, чтобы склониться на полюбовную сделку. Сами события того времени, казалось, долженствовали способствовать к примирению, но врагами Фридриха были три царицы, три женщины, и все выгоды политические уступили место личной ненависти. В конце 1759 года умер король испанский Фердинанд VI. Ему наследовал король неаполитанский, предоставив Неаполь своему сыну-младенцу. Австрия давно имела права на Сицилийское и {364} Неаполитанское королевства; теперь представлялся самый удобный случай овладеть ими. Все способствовало этому приобретению: и слабое регентство, и ничтожные войска, и расстроенные финансы Неаполя. Даже некому было вступиться за Неаполь. Испания не была приготовлена к войне, а Франция не имела средств выслать в Италию новое войско. Но Мария-Терезия пренебрегала случаем сделаться обладательницей всей Италии для того только, чтобы продолжать борьбу с Фридрихом и возвратить свою Силезию.
Франция утратила почти целую армию в Германии; 20-го ноября английский адмирал Гаук истребил весь ее флот почти в виду французских берегов, а лорд Клейв овладел Канадой и завоевывал французские владения в обеих Индиях. Финансы ее были истощены продолжительными войнами в двух частях света и придворной роскошью. Версальский кабинет готов был согласиться на мирные предложения Англии, но он не имел власти, им управляла легкомысленная Помпадур. Главной статьей предлагаемого Англией мира была неприкосновенность Пруссии. Гордая любимица Людовика скорее согласилась бы выморить всю Францию голодом, чем оставить дерзкого противника без наказания.
Русский двор был столь же непреклонен. Напрасно Салтыков, в бытность свою в Петербурге зимой 1760 года, старался охладить императрицу к войне с Пруссией, представляя ей на вид неединодушные, слабые действия австрийских генералов и все затруднения продовольствовать армию в отдаленной, враждебной земле. Напрасно достигал до ее слуха повсеместной ропот о трате стольких людей в бесполезной войне за чужие интересы. Против недовольных были приняты строгие меры. Салтыков возвратился к войску с высочайшим предписанием "неослабно действовать в пользу общего доброго дела уничтожения вредной власти прусского короля!"
Итак, не было спасения! Мир требовал крови, и Фридриху осталось употреблять все способы, без разбора, чтобы оградить себя и королевство от исполинских ополчений противников. Кроме Саксонии, герцогство Мекленбургское и княжества Ангальтские были обложены значительными контрибуциями. Со всех сторон сыпались деньги, отовсюду являлись солдаты, и к началу кампании у Фридриха стояли под ружьем 90.000 человек против 250.000 враждебного войска.
Притом это были не те испытанные, закаленные в неприятельском огне солдаты, с которыми Фридрих одерживал свои великие {365} победы. Полки его состояли из неопытных юношей, не видавших крови и порохового дыма. Увлеченные обаянием славы, они горели желанием ознаменовать себя громкими подвигами и занять в истории место подле великого своего полководца. От такого направления духа в молодом войске можно было ожидать одних крайностей; или оно сделается непобедимым, или первая неудача погасит его воинский жар. Фридрих надеялся на свою счастливую звезду. И сам он был уже не тот, что прежде. Четыре года забот, треволнений и неимоверных трудов ослабили его физические силы. Болезни и преждевременные признаки старости изменили его наружность и даже нраву придали некоторую суровость. Он был утомлен войной. Вот, что он писал в это время к венецианскому ученому Альгаротти: