История Фридриха Великого.

   -- Что делать! Я дряхлый старичишка: механика уже не действует. Но человек должен быть справедлив! Не вечно же ему жить! Башенные часы из стали и железа, да и они не выдерживают более двадцати лет, как же человек, этот ком глины и грязи, хочет быть впятеро долговечнее часов!

   Несмотря на свои страдания, Фридрих не оставлял обычных занятий и даже на одре болезни подписывал бумаги и делал все нужные распоряжения. Но едва болезнь облегчалась, он забывал об опасности и с обычной неумеренностью принимался за свои любимые блюда и напитки. От этого припадки его иногда возобновлялись с неимоверной силой. Такой припадок испытал он в августе 1776 года. Австрийский посланник уведомил венский кабинет, что король не перенесет своих страданий, и что самый долгий срок его жизни -- три месяца. Вследствие того Иосиф II стал собирать войска в Богемии, чтобы тотчас по смерти Фридриха отнять у его наследника Силезию. Но Фридрих выздоровел в две недели.

   "Есть люди на свете, -- писал он к Вольтеру, -- для которых я слишком долго живу. Они клевещут на мое здоровье, полагая, что от этого я скорее отправлюсь к праотцам. Людовик XIV и Людовик XV своим долгим царствованием утомили терпение французов. Я уже 36 лет правлю кормилом государства и, может быть, так же, как они, употребляю во зло привилегию Жизни, потому что не умираю, тогда как уже многим надоел. Несмотря на то, я держусь прежней методы: не берегу себя. Чем более бережешься, тем чувствительнее и слабее становится тело. Сан мой требует деятельности и труда, тело и душа должны покоряться обязанностям сана. В моей жизни, конечно, нет особенной нужды, но есть нужда в моем труде".

   Фридрих редко выходил из своего монастыря, но зато, когда он показывался в народе, его встречали на каждом шагу радость, удивление и признательность. Когда он бывал в Берлине, он обыкновенно час или два в день прогуливался верхом по улицам. Тогда из всех домов высыпал народ, купцы бросали лавки, ремесленники выбегали из мастерских, окна в домах наполнялись любопытными. Всем хотелось взглянуть на старца, подвигами которого гремела Европа, дух которого наполнял собой все жилы прусского государства. Народ всегда, везде и во всем чувствовал его присутствие, но редко видел его лично и знал его только по рассказам отцов и дедов. Появление Фридриха среди своих подданных было каким-то {491} торжеством, овацией, где благодарные пруссаки хотели высказать своему обожаемому и всеми любимому монарху, как второму своему Провидению, чувства признательности и уважения -- слезами, криками радости и молитвами.

   Фридрих с умилением принимал эту народную награду. Толпы наполняли улицы, он вынужден был ехать шагом. Маленькие дети преследовали его до самого дворца, кидали свои шапки в воздух, теснились около стремян и обтирали пыль с его сапог. Раз, резвая гурьба их своими прыжками и криками испугала лошадь; король осторожно отстранил их костылем, говоря:

   -- Перестаньте, перестаньте, шалуны! Ступайте в школу!

   -- В школу! -- закричали мальчишки с хохотом. -- Ай да король! Ай да старичок! Столько лет живет на свете, а не знает, что по средам классов нет!

   Такой же восторг встречал Фридриха и в высших слоях общества, когда он являлся в театр. При звуке труб и литавр, которые обыкновенно возвещали его прибытие, все вставали с мест, теснились, как можно ближе к его ложе, чтобы лучше рассмотреть черты монарха, и громкие "да здравствует наш добрый король!" заглушали оркестр, когда он показывался в ложе. И все это делалось {492} без подготовления, без понуждения, по какому-то общему, электрическому чувству, по какому-то вдохновенному восторгу, невольно вырывавшемуся из души каждого. Вот довольно разительное описание наружности короля, которое оставил нам один из его современников:

   "С особенным любопытством рассматривал я этого человека, великого по своему гению. Он не высок ростом и как будто согбен под тяжестью лавров и долговременных трудов своих. Его синий кафтан, изношенный, как и его тело, длинные сапоги, поднятые выше колен, и белый камзол, засыпанный табаком, составляли что-то странное и, вместе с тем, поразительное. Но огонь его глаз ясно показывал, что он не устарел душой. Несмотря на то, что он держался как инвалид, из быстроты движений и смелой решительности во взоре можно было заключить, что он еще может драться, как юноша. Замешайте незначительную его фигуру между миллионами людей, и каждый тотчас узнает в ней короля: столько величия и твердости в этом необыкновенном человеке".

   Тот же современник описал и жилище Фридриха: