История Фридриха Великого.

   -- Правда! Добрый сон подкрепил бы меня.

   -- Да еще как! Я знаю это хорошо, сам был прежде фельдшером. Но В. В. не примете от меня лекарства, а то бы я вас тотчас поставил на ноги: и аппетит бы явился, и сон.

   -- Право? Ну, хорошо, я приму твое лекарство. Посмотрим, правду ли ты говоришь.

   Король, действительно, проспал семь часов сряду и почувствовал потом свежесть и облегчение.

   -- Вот что называется поспать! -- сказал он, пробудившись. По том насыпал червонцев в золотую табакерку и отдал ее камер-лакею. {496}

   -- Вот тебе за участие и за отличное действие твоего снадобья. По настоящему мне следовало бы пожаловать тебя в лейб-медики, да боюсь, доктора не позволят.

   В другую бессонную ночь Фридрих спросил, который час.

   -- Половина первого! -- отвечал лакей.

   -- Боже мой! Как еще рано, а я не могу заснуть. Посмотри, не встали ли люди, только не буди никого. Да если увидишь Неймана (любимый его камер-гусар), так скажи ему, что тебе кажется, будто король скоро проснется. Но если он спит, не буди, слышишь ли, не буди! Бедняжка и без того очень устал.

   Так кротко, так милостиво и человеколюбиво обходился он с людьми своими в самые тяжкие минуты своей жизни. Наконец, он отдал приказание кабинетс-секретарям, которые обыкновенно приходили с докладами в 7 часов, чтобы они являлись в четыре.

   -- Извините, господа, что я вас тревожу по ночам. Жизнь моя клонится к концу. В таком положении я должен пользоваться временем: оно принадлежит не мне, а государству. Впрочем, -- прибавил он с улыбкой, -- беспокойство ваше не долго продолжится.

   В это время посетил короля герцог Курляндский.

   -- Не нужен ли вам, любезный герцог, ночной сторож? -- сказал ему Фридрих шутя. -- Возьмите меня на службу; я отлично умею не спать по ночам.

   Лейб-медик короля, Селле, истощал все свое искусство, чтобы хоть несколько облегчить страдания Фридриха, но тщетно. Сестра короля, герцогиня Брауншвейгская, убедила его, наконец, довериться знаменитому ганноверскому врачу, Циммерману. Но и он {497} тотчас увидел, что в положении венценосного больного всякое человеческое знание немощно и всякая помощь бесполезна. Он сумел, по крайней мере, развлечь короля своею умной, назидательной беседой. Фридрих задавал ему самые затруднительные медицинские вопросы. После многих споров, король, наконец, сказал:

   -- Но согласитесь, любезный доктор, что каждый врач прежде, чем начнет вылечивать больных, должен наполнить кладбище. Скажите мне откровенно, между нами: велико ли было ваше кладбище и давно ли вы перестали наполнять его?

   -- Мое кладбище было очень невелико, и я давно уже его наполнил, -- отвечал Циммерман.

   -- Но как же вы в этом успели?

   -- Очень просто. Я всегда смотрел на жизнь, как на драгоценнейшее достояние человека, которое можно потерять только один раз. Поэтому, если мне его поручали, и я видел, что оно может быть потеряно, я всегда прибегал к совету старых и опытных врачей. Когда же больной умирал, несмотря на эту предосторожность, он попадал не на мое кладбище.

   -- Вот это умно! -- воскликнул король. -- Вначале каждый человек ошибается, но тот истинно умен, кто, делая раз ошибку, избегает десяти других!

   Часто Циммерман бывал изумлен глубокими сведениями Фридриха во врачебной науке. Как умный человек, он не хотел рисковать своей репутацией и решился оставить Берлин прежде смерти короля, боясь, что молва и этого великого покойника отнесет на его кладбище. Король отпустил его с большим сожалением.

   "Благодарю вас за участие, -- писал он к своей сестре. -- Врач ваш очень умный и ученый человек и рад бы от души услужить вам, но это не в его власти. Старики должны очищать место молодым -- таков закон природы. Да и что такое жизнь? Жить -- не значит ли видеть, как другие родятся и умирают! Впрочем, с некоторого времени мне немножко полегче. Сердце мое предано вам навеки, добрая сестра моя".