История Фридриха Великого.

   По обозрении неприятельской позиции Фридрих составил план битвы, который всеми тактиками почитается превосходным. Он был очень прост. Против правого крыла австрийцев король хотел сосредоточить главные свои силы, сбить корпус генерала Надасти, его прикрывающий, потом густой массой ударить в его фланг и тыл и, таким образом, лишить неприятеля всех выгод его позиции. {274}

   В час пополудни король подал знак к началу дела. Генералы Цитен и Гюльзен повели авангард, состоявший из гусар и гренадер, в атаку. Цитен ударил на корпус Надасти, после отчаянной сечи сбил его с места и начал преследовать. Гюльзен между тем овладел деревней и погостом, занятыми легкой конницей и двумя батареями в 12 орудий. Все шло, как нельзя лучше для пруссаков, как вдруг, Бог весть по какому ложному донесению, королю вздумалось изменить собственный свой план и остановить батальоны, посланные на подкрепление авангарду. Он скомандовал всей пехоте левого крыла переменить направление и прямо идти на фронт первой неприятельской линии. Принц Мориц быстро подскакал к Фридриху и умолял его отменить это приказание, представляя всю опасность нового движения и страшные последствия, которые оно могло повлечь за собой. Король не хотел ничего слушать. Принц настаивал. Фридрих приказал ему замолчать, но, когда Мориц продолжил свои убеждения и просьбы, король бросился на него с обнаженной шпагой и грозно закричал: "Будешь ты повиноваться или нет?" Тогда принц с горестью возвратился к своему посту.

   Несмотря на все затруднения, на страшный огонь неприятельских батарей, пруссаки с бодростью исполнили приказание короля. По грудам трупов, как по горам, добрались они до австрийской линии, овладели батареей, потеснили неприятеля и соединились с авангардом. {275}

   Правое крыло австрийцев было сбито с позиции, смято и бросилось в беспорядке на центр. Все предвещало пруссакам победу. Даун написал наскоро карандашом приказание, чтобы войска ретировались в Сухдоль и разослал с ним своих адъютантов по разным отрядам.

   Но вдруг счастье, властелин каждого успеха, против которого не устоит ни храбрость, ни самая остроумная тактика, обратилось на сторону австрийцев. Генерал Манштейн, в порыве воинского жара, без позволения кинулся на деревню, лежавшую по дороге и занятую пандурами. Преследуя их до самой неприятельской линии, он подверг своих солдат опустошительному действию батарей и вдруг остановился. От этого в прусской пехоте произошел интервал, и вся армия получила фальшивую дирекцию. Австрийская конница, соединясь с подоспевшей к Дауну из Польши саксонской кавалерией, воспользовалась этим беспорядком и ринулась в интервал. С беспримерным хладнокровием и быстротой прусская пехота, пропустив неприятельские эскадроны в свои промежутки, сомкнулась в каре и открыла по врагам несмолкающий ружейный огонь. Страшно свирепствовала смерть между этими живыми стенами, люди и лошади образовали целые горы. Австрийские всадники все должны были погибнуть в смертоносной ограде, в которую сами себя заключили. Но у пруссаков не достало патронов, а новые кавалерийские полки ринулись на них с фланга и в тыл. Все смешалось: всадники топтали их лошадьми и рубили с остервенением. При каждом сабельном ударе саксонцы кричали: "Вот вам за Штригау!" Двенадцать лет не ослабили в них памяти о {276} страшном штригауском поражении, и теперь они хотели насладиться полным мщением над пруссаками.

   Наконец, прусская пехота бросилась бежать. Фридрих хотел поддержать ее кавалерией, но и та была обращена в бегство страшным батарейным огнем. Напрасно король старался удержать ее, все усилия его остались тщетными. После долгих увещаний и просьб едва удалось ему собрать сорок человек, которых он сам повел на батарею, в надежде, что за ними последуют и другие. Но едва картечь неприятельская коснулась этой последней горсти верных, и она рассыпалась во все стороны. Фридрих не замечал этого и все ехал вперед, пока подскакавший адъютант не спросил его: "Разве ваше величество один хотите взять батарею?" Король оглянулся -- кругом его было пустое поле. Он горько усмехнулся, вынул зрительную трубу, несколько минут осматривал батарею и, наконец, шагом поехал на правое свое крыло.