История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

Услыхав весть о помолвке Беатрисы, полковник Эсмонд покорился судьбе и решил сложить оружие, которое уже не могло добыть ему то, к чему он стремился; пребывая в мрачном расположении духа, он заявил о своем уходе из полка, к величайшей радости следующего по старшинству капитана, молодого джентльмена из богатой" семьи, который охотно отсчитал мистеру Эсмонду тысячу гиней за его полковничью должность и сложил голову в первом же бою. Быть может, Эсмонд непрочь был разделить его участь. Он теперь более, чем когда-либо, походил на рыцаря печального образа. Его меланхолия, должно быть, изрядно надоела соседям по походной палатке, ибо там ценят в товарище веселье, и унылый рыцарь, вечно вздыхающий о далекой Дульцинее, вызывает только смех. Обе леди Каслвуд одобрили решение мистера Эсмонда уйти из армии, а добрый генерал принял его отставку и помог ему в продаже должности, что весьма изрядно пополнило содержимое его кармана. Но когда генералиссимус воротился на родину и против своего желания принужден был назначить генерал-лейтенанта Уэбба командующим одною из фландрских дивизий, генерал-лейтенант так настоятельно просил полковника Эсмонда быть его адъютантом и военным секретарем, что Эсмонд не мог противиться уговорам своего доброго покровителя и снова надел походный мундир, но на этот раз не вступил в полк, а остался непосредственно при особе генерала. Какие страхи, какие мучительные предчувствия {Воистину, как это верно. Псалом 91; ст. 2, 3, 7. - Р. Э.} терзали, должно быть, нежные сердца жен и матерей в те ужасные дни, когда каждый номер "Газеты" приносил известия о сражениях и смертях, и стоило сегодня улечься тревоге за жизнь любимого существа, как завтра она уже вновь возникала в предвидении новых сражений, о которых следующая почта из Фландрии принесет, быть может, печальную весть; и так, постоянно дрожа и замирая, бедняжкам предстояло жить до конца кампании. Но каковы бы ни были страдания, выпавшие на долю госпожи Эсмонда (а эта нежнейшая из женщин должна была страдать особенно глубоко, думая о судьбе обоих своих сыновей, как она их называла), она никому не подавала виду, тая свои муки так же, как умела таить свои привязанности и добрые дела. Лишь благодаря случаю Эсмонд увидел однажды свою госпожу выходящей из бедной лачуги в Кенсингтоне и узнал, что есть десятка два бедняков в округе, которых она постоянно навещает, помогая им в нужде и болезни, и которые не перестают благословлять ее. Она каждое утро ходила к ранней обедне (хотя всячески поощряла любое веселье, любые невинные радости у себя в доме, особенно по воскресеньям), и записи в ее домашней книжке, относящиеся к этому времени, а также благочестивые размышления, проникнутые безыскусственным жаром, которого не превзойти было даже самым красноречивым служителям церкви, показывают, какое это было нежное и любящее сердце, какой смиренный и благочестивый дух, как мучительны были тревоги, молча сносимые ею, и с какой беззаветной верою она поручала тех, кто был ей дорог, заботам всемогущего вершителя судеб.

Что же до ее милости вдовствующей виконтессы, Эсмондовой новоявленной приемной матери, то она уже находилась в таком возрасте, когда чужие опасности и беды не в силах смутить душевный покой. Больше всего в жизни интересовали ее ныне козыри при карточной игре. Она была достаточно тверда в своей вере, но более не питала непримиримой вражды к нашей. Духовником ее состоял некий мсье Готье, француз весьма добродушного и покладистого нрава; он был вполне светским джентльменом по воспитанию, охотно игрывал в карты с деканом Эттербери, челсийским соседом миледи, и был на дружеской ноге со всей партией Высокой церкви. По всей видимости, мьсе Готье, состоявший в переписке с Холтом, осведомлен был обо всех особенностях положения Эсмонда и всегда выказывал полковнику Эсмонду свою приязнь и почтение; но, по вполне понятным причинам, полковник и аббат никогда не заговаривали на эту тему и оставались наилучшими друзьями.