История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

- Великий боже! Сударыня! - воскликнул Гарри. - В чем моя вина, что вот уже второй раз вы так оскорбляете меня? Хотите вы, чтоб я устыдился того, чем до сих пор был горд, - того, что я живу вашими щедротами? Вы знаете хорошо, что возможность принимать от вас благодеяния - для меня радость, выше которой может быть только возможность оказать услугу вам (хотя бы это стоило мне жизни). Что я вам сделал, жестокосердая женщина, что вы так безжалостно казните меня?

- Что вы сделали? - повторила она, безумными глазами глядя на Эсмонда. - Да ничего - ничего такого, о чем бы вы знали, Гарри, или чему могли бы помочь. Зачем, - продолжала она после некоторого молчания, - вы принесли в дом заразу из деревни? Это случилось не по вашей вине, я знаю. Кто из нас может угадать, что замыслил рок? Но до той поры все мы были счастливы, Гарри.

И Гарри ушел после этого разговора, продолжая думать, что отчуждение между его покровителем и обожаемой госпожой можно преодолеть и что в глубине души оба они искренне привязаны друг к другу.

Покуда лорд Мохэн находился по соседству, дружба между обоими лордами росла с каждым днем; дошло до того, что милорд просто дышать не мог без своего нового приятеля. Они вместе охотились, вместе выпивали, играли в шары и в лаун-теннис; лорд Каслвуд то и дело отправлялся провести денек-другой в замке Сарк, а возвращаясь, привозил с собой лорда Мохэна в Каслвуд, где его милость поистине сумел сделаться для всех желанным гостем: всегда у него была наготове шутка или новая игра для детей, запас городских новостей для милорда, комплименты, музыкальные новинки и изысканный beau language {Изящный разговор (франц.).} для миледи и для Гарри Эсмонда, который никогда не уставал слушать его рассказы о походах и о жизни в Вене, Париже, Венеции и других славных городах Европы, где ему доводилось бывать и в военное и в мирное время. Он пел под клавикорды миледи и играл с милордом в карты, триктрак или же в новую игру - бильярд (неизменно его обыгрывая); при этом всегда был отменно весел и держался с особенной, мужественной грацией, которая, быть может, слегка отдавала казармой и лондонской Эльзасией, но не лишена была особой прелести и сразу обличала в нем джентльмена; в обращении же с леди Каслвуд являл всегда столько почтения и преданности, что она вскоре избавилась от неприязненного чувства, которое он внушал ей на первых порах, и даже спустя короткое время стала заботиться о спасении его души и, надеясь обратить его в истинную веру, снабжала его благочестивыми книгами, которые он обещал прилежно читать. С нею милорд беседовал о своем намерении исправиться, покинуть город и двор, купить по соседству клочок земли и зажить тихой, спокойной жизнью, хотя нужно сознаться, что, когда оба лорда, отобедав, оставались вдвоем за бутылкой бургундского, они вели беседы совсем иного толка, а об обращении лорда Мохэна и думать забывали. Когда они принимались за вторую бутылку, Гарри Эсмонд обычно покидал эту пару благородных пьяниц, которые хоть и не слишком стеснялись его присутствием (святое небо! сколько разнообразнейших историй об Эльзасии и Спринггардене, о тавернах и игорных домах, о придворных дамах и театральных прелестницах оставили в его памяти эти благочестивые беседы!), хотя, повторяю, они не стеснялись присутствием Эсмонда, но все же, видно, рады были от него избавиться и тут же откупоривали еще бутылку, а затем брались за карты, а затем лорд Мохэн отправлялся в гостиную миледи, предоставив собутыльнику отсыпаться в одиночестве.

В те времена было правилом чести для светского кавалера, ставя на лошадь или садясь за карты или кости, не считать своих выигрышей и проигрышей; и по лицам наших двух лордов после игры никогда нельзя было угадать, кому из них посчастливилось, а кому не повезло. Когда же миледи намекала милорду, что, по ее мнению, он играет чересчур много, он только нетерпеливо фыркал в ответ и клялся, что в игре между джентльменами шансы всегда равны, если только не прерывать игру раньше времени. А уж того, чтоб эти двое прервали ее раньше времени, опасаться не приходилось. Светский человек той поры часто проводил четверть своего дня за картами, а другую четверть за выпивкой; и не раз случалось мне встречать молодого щеголя, признанного умника, острослова, наделенного множеством талантов, который был бы поставлен в тупик необходимостью написать что-либо, кроме собственного имени.

Среди людей, склонных к раздумью, не найдется ни одного, кто, оглядываясь на свое прошлое, не увидел бы там каких-нибудь происшествий, которые, как ничтожны ни казались они в свое время, изменили и повернули по-другому всю его судьбу. У каждого из нас, как у короля Вильгельма, по образному выражению господина Массильона, есть свой grain de sable {Песчинка (франц.).}, из-за которого рискуешь споткнуться, а то и вовсе упасть; так случилось, что пустое, сказанное на ветер слово, капризная выходка избалованного ребенка обрушила целую лавину горя и бедствий на семейство, к которому принадлежал Гарри Эсмонд.