История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

Великий Сент-Джон, значительно превосходивший своего соперника умом, красноречием и внешним блеском, умел заботиться о собственной выгоде не хуже Оксфорда и был опытен в искусстве двойной игры не менее двурушника Черчилля. Он постоянно толковал о свободе, однако же противников своих наказывал с жестокостью Великого Инквизитора. Этот достойный патриот тоже кланялся и Ганноверу и Сен-Жермену; заведомо равнодушный ко всякой религии, славил церковь и королеву с не меньшим жаром, чем глупец Сэчеврел, которого он использовал в своих интересах, а потом выставил на посмешище, и для достижения своей цели и уничтожения соперника готов был интриговать, хитрить, льстить, подлаживаться, вилять хвостом перед придворной фавориткой и забегать с заднего крыльца с таким же проворством, как это делал лорд Оксфорд, и так же ловко сумел подставить ножку последнему, как тот в свое время подставил ножку Мальборо. Падение милорда Оксфорда совершилось как раз в то время, о котором сейчас пойдет речь в моем рассказе. Дни его могущества были сочтены, и та самая особа, с помощью которой ему удалось свергнуть победителя при Бленгейме, сейчас рыла яму победителю победителя, чтобы передать правительственный жезл Болинброку, давно уже с нетерпением рвавшемуся к нему.

В ожидании готовившегося переворота ирландские полки, состоявшие на службе Франции, были сосредоточены под Булонью в Пикардии, чтобы в случае надобности переправиться через Ла-Манш под предводительством герцога Бервика уже не в качестве французских солдат, но в качестве подданных его величества Иакова Третьего, короля Англии и Ирландии. В Шотландии большинство народа хранило непоколебимую верность своему королю (хотя было известно, что там имелась сплоченная и дисциплинированная партия вигов, в рядах которой было немало деятельных, отважных и решительных людей). Значительная часть тори из числа духовенства, знати и мелкопоместного дворянства открыто держала сторону изгнанного принца; что же до тех, у кого не было сколько-нибудь определенных симпатий, можно было не сомневаться, что они закричат "да здравствует король Георг" или "король Иаков", смотря по тому, который из претендентов победит. Сама королева в последние дни своей жизни решительно склонялась в пользу родной крови. Итак, принц находился уже в самом Лондоне, чуть не в двух шагах от дворца своей сестры, положение первого министра настолько пошатнулось, что ничего не стоило свалить его одним пальцем, что же до Болинброка, его преемника, то было нетрудно предвидеть, на чьей стороне окажется его влияние и его великолепный ораторский дар в день, когда королева открыто предстанет перед Советом и скажет: "Вот брат мой, милорды, законный наследник моего отца и мой собственный".

За истекший год с королевой много раз приключались горячечные припадки, за которыми следовал долгий летаргический сон, и все приближенные уверены были в ее близкой кончине. Курфюрст Ганноверский хотел было послать своего сына, герцога Кембриджского, в Англию якобы для того, чтоб погостить при дворе августейшей кузины, на самом же деле, чтоб оказаться на месте, когда пробьет ее смертный час. Однако ее величество весьма резко воспротивилась этому, вероятно, испугавшись перспективы иметь постоянно у себя перед глазами такое memento mori. A может быть, она хотела оставить дорогу к престолу открытой для своего брата, или же в расчеты ее приближенных не входило подпускать вигского кандидата чересчур близко, прежде чем можно будет продиктовать ему условия. Ссоры в Совете между министрами, не стеснявшимися даже королевским присутствием, уколы совести, дававшие себя чувствовать время от времени, докучливость приближенных, постоянная суетня и грызня вокруг трона — все это до крайности утомляло и раздражало королеву; силы ее иссякали от вечного напряжения, и со дня на день можно было ожидать конца. Как раз" накануне приезда в Англию виконта Каслвуда я его Секретаря ее величество захворала снова. Обе августейших ноги поразил "антонов огонь". Таким образом, представление ко двору молодого лорда — или того, кто выступал под этим именем, — невольно оттягивалось; а кстати, и сам милорд виконт страдал от открывшейся раны и почти не покидал своей комнаты в ожидании того дня, когда врач разрешит ему преклонить колено перед королевою. В начале июля влиятельная леди, состоявшая, как уже упоминалось, в весьма деятельных сношениях с нашей партией, сделалась частой гостьей на Кенсингтон-сквер, где навещала свою молодую приятельницу, королевскую фрейлину, а также брата последней, милорда виконта (настоящего или мнимого), ныне пребывавшего на положении больного.