Результат этой акции, организованной с большими затратами, был весьма скудным: Франция предложила Германской империи обмен африканскими владениями – Того на часть Конго – и взамен получила «свободу действий в Марокко». В очередной раз агрессивные действия Берлина укрепили англо-французский союз и еще больше усилили недоверие к Германии относительно целей ее внешней политики.
Внутриполитические последствия инцидента были еще более серьезными. Ведь действия Министерства иностранных дел и рейхсканцлера еще больше усилили и без того большие ожидания. Когда стал известен результат переговоров, разочарование переросло в бурю протеста всех политических сил, кроме социал-демократов, против якобы слабой политики правительства. Разочарование колониальных энтузиастов вылилось в усиление гнева против «высокомерной» Британской империи («вероломного Альбиона») – и во все более громко выражаемую готовность пойти на риск войны ради достижения Германией «мирового авторитета». Впредь, писал председатель Национал-либеральной партии Бассерман статс-секретарю иностранных дел, нельзя больше мириться с тем, что «наши конкуренты на мировом рынке захлопывают дверь перед нашим носом в тех областях, которые еще свободны. Нацию, которая, как немецкая, должна расширяться, чтобы не задохнуться от избытка населения, это неизбежно приведет к тому, что война останется единственным ultima ratio»[36]
. Распаленные националистические настроения такого рода еще больше ограничивали правительству империи свободу маневра во внешней политике, когда оно, учитывая все более угрожающую ситуацию, пыталось достичь определенного компромисса с Великобританией и, прежде всего, проводить дальнейшую колониальную экспансию в координации с Лондоном. Несмотря на благоприятные предзнаменования, начатые переговоры по разоружению и разрядке не увенчались успехом. Германия не была готова существенно ограничить вооружения, а Великобритания отказывалась брать на себя обязательства нейтралитета в случае конфликта, так как не хотела давать Германской империи свободу действий для проведения гегемонистской политики на континенте.Провал этих переговоров придал дополнительный импульс активности правых сторонников жесткой линии. Пангерманский союз, например, теперь открыто заявлял, что Германии придется бороться за свое «место под солнцем», если потребуется, военным путем. Публицисты снова и снова указывали на то, что Германская империя не была бы создана в 1871 году без победоносных войн против Дании, Австрии и Франции. «Если в последних больших войнах мы боролись и сражались за наше национальное единение и, таким образом, за наши сильные позиции в Европе, – писал весной 1912 года военный писатель Фридрих фон Бернгарди, которого в то время много читали, – то сегодня мы стоим перед более важным решением – превратимся ли мы в мировую державу». Война, продолжал он, является «основой всякого здорового развития» и потому «не только биологической необходимостью, но и нравственным требованием, а в качестве такового – незаменимым фактором культуры». Применительно к текущей ситуации он делал из этого вывод, «что войны за наше положение мировой державы нам ни при каких обстоятельствах не избежать и что задача заключается отнюдь не в том, чтобы откладывать ее как можно дольше, а в том, чтобы начать ее при максимально благоприятных условиях». Это же мнение высказывалось и в консервативной прессе. В газете Die Post от 26 ноября 1911 года говорилось: «В широких кругах преобладает убеждение, что война может принести только выгоду, поскольку она прояснила бы наше шаткое политическое положение и привела бы к оздоровлению многих политических и социальных ситуаций». Реплика из зала, прозвучавшая во время речи лидера СДПГ Августа Бебеля в рейхстаге при обсуждении кризиса в Марокко, хорошо отражает эту позицию: «После каждой войны становится лучше!»[37]
Драматическая эскалация событий между 1912 и 1914 годами была обусловлена в основном тремя факторами: во-первых, конкуренцией между империалистическими державами, которая все больше перемещалась с заморских территорий на европейский континент; во-вторых, влиянием национализма, который дестабилизировал многонациональные империи Центральной и Восточной Европы, создавая тем самым взрывоопасную ситуацию, особенно на Балканах; и в-третьих, гонкой вооружений, которую подхлестывали не только напряженные ситуации в международных отношениях, но и ожидания внутри страны. В противовес этим тенденциям правительства Великобритании и Германии пытались купировать возникавшие благодаря им кризисы путем компромиссов и соглашений, избегая европейской войны. Однако эти попытки оказались половинчатыми и недостаточными.