С начала века в европейской внешней политике произошла смена парадигмы. Строя флот и пропагандируя немецкую «мировую политику», Германская империя оказалась противником единственной реальной мировой державы того времени, Великобритании, не имея на своей стороне ни одного сильного союзника. Эта констелляция доминировала в развитии событий в Европе в последующие годы. В ответ на вызов со стороны Германии Великобритания уладила свои конфликты с Францией и Россией и менее чем за пять лет превратила свои связи с обеими державами в такой прочный, хотя и неформальный, союз, что Германия попала в изоляцию, в формировании которой сама же ранее сыграла не последнюю роль и которую теперь воспринимала как «окружение». И в гонке вооружений, подогреваемой военно-морской политикой Германии с ее программой строительства флота, Великобритания, вопреки ожиданиям Берлина, легко смогла сохранить свое превосходство над Германией. В ходе обострения внешнеполитических конфликтов антигерманский национализм в Англии и антианглийский национализм в Германии приобретали все более резкий и воинственный характер, что, в свою очередь, делало все более трудным проведение внешней политики, которая была бы направлена на достижение компромисса и гасила бы такие разбушевавшиеся эмоции[33]
. Тем не менее нельзя сказать, что некая прямая линия развития событий вела от этого момента к началу войны летом 1914 года. Скорее, способность великих держав к преодолению кризисов, которая сделала возможным период мира в Европе, длившийся уже сорок лет, сохранялась, и каждый разрешенный региональный конфликт воспринимался как очередное доказательство работоспособности этой внешнеполитической системы. Проблема, как выяснилось, была в том, что способность добиваться своих интересов у вовлеченных в такие конфликты государств зависела от их готовности демонстрировать, что их не пугает риск войны, до тех пор пока оппоненты не уступят. В этом таилась опасность, что момент для отступления от роковой грани в последнюю секунду может быть упущен – с катастрофическими последствиями[34]. К тому же, если говорить о Германии, какую-то однозначную линию внешней политики было так же трудно разглядеть, как и четко сформулированные интересы. Казалось, основное внимание уделяется не столько тому, чтобыОднако отказ системы поддержания мира произошел не в Германии, а в Австро-Венгрии, которая в 1908 году оккупировала провинцию Босния и Герцеговина. На Балканах из‑за проживавших там славянских меньшинств уже некоторое время тлел конфликт между Российской империей и Дунайской монархией. Конфликт этот обострился, когда Россия, потерпевшая серьезное военное поражение от Японии осенью 1905 года, вновь обратила свои экспансионистские амбиции на запад, прежде всего на Балканы. Поэтому продвижение Австро-Венгрии в Боснию и Герцеговину едва не привело к войне с Сербией и Россией, которую в итоге удалось предотвратить только благодаря тому, что Германия решительно вступилась за своего дунайского союзника, оказала на Россию значительное давление по дипломатическим каналам и тем самым заставила Сербию отступить. Такой образ действий был рискованным, поскольку мог привести и Германию к войне с Россией и Сербией. Но Россия была на подобный исход не готова, и расчет германского правительства оправдался. Но какой ценой! Германо-российские отношения ухудшились, во Франции и Великобритании вновь усилился страх перед гегемонистской политикой Берлина, и политическая изоляция Германской империи еще более усилилась[35]
. Попытки изолировать Францию и нападки на ее колониальную политику были столь же рискованными, сколь и противоречивыми. Чтобы ослабить франко-английский альянс, рейхсканцлер Бюлов уже в 1905 году подстроил кризис в Марокко, но его результатом стало лишь дальнейшее укрепление этого альянса. Через шесть лет та же авантюра была инсценирована еще раз: Германия вновь выступила против французского продвижения в Марокко, однако цель маневра заключалась в том, чтобы в конечном итоге согласиться с этим продвижением, если Франция взамен уступит Германии некоторые африканские колониальные территории. Это был одновременно и способ удовлетворить значительные ожидания немецкой общественности, которая настаивала на расширении «мировой политики» Германии и приобретении новых заморских владений, хотя Германия в Марокко не преследовала никаких существенных собственных интересов. Отправка канонерской лодки в Агадир призвана была путем демонстрации военной силы подчеркнуть притязания Германии и заставить Францию уступить. Однако, вопреки намерениям Германии, за очень короткое время этот эпизод разросся в серьезный конфликт, который в итоге даже привел к опасности европейской войны, когда Великобритания полностью встала на сторону Франции.