Буржуазные партии также были убеждены в эпохальном значении атома. Зримым выражением этого стало создание отдельного Министерства по атомным вопросам под руководством молодого и чрезвычайно амбициозного министра Франца Йозефа Штрауса, который призвал немецких ученых и предпринимателей «внести реальный вклад в соответствии с нашей традицией, чтобы слово „атом“ перестало так пугать людей»[29]
. Это был выпад в сторону американцев, которые, в отличие от немецких изобретателей, использовали атомную энергию в качестве оружия против Японии. Однако на деле технические и финансовые проблемы оказались гораздо серьезнее, чем ожидалось. В 1957 году была запущена первая «ядерная программа», но из пяти запланированных в ней электростанций были реализованы только две, поскольку энергетические компании, учитывая кризис сбыта каменного угля, чрезвычайно дешевую нефть и уже вполне конкретные перспективы природного газа, не видели рыночной необходимости в производстве электроэнергии с помощью дорогих атомных электростанций, которые технически находились еще в стадии разработки. Только благодаря огромной инвестиционной помощи и гарантиям возмещения убытков со стороны государства, которые практически освобождали компании от риска неудачи, стало возможно строительство первых экспериментальных реакторов за пределами исследовательских центров в Карлсруэ, Юлихе и Мюнхене.В силу этих обстоятельств «атомная эйфория» вскоре несколько поутихла, но убежденность в том, что ядерная энергия – это энергия будущего, сохранялась. В первую очередь, именно государство продолжало поддерживать интерес к разработке ядерных реакторов. В рамках второй ядерной программы 1963 года на исследования, разработку, строительство и эксплуатацию ядерных реакторов было выделено 3,8 миллиарда марок; четыре года спустя, в рамках третьей ядерной программы, эта цифра составила уже 6,1 миллиарда. Количество коммерческих ядерных реакторов, по-прежнему в основном финансируемых государством, постепенно увеличивалось начиная с середины 1960‑х годов, в то же время общественный интерес к ядерной программе и ядерной энергетике явно снизился, а в центре внимания оказался кризис в угольной промышленности, вызванный избыточными мощностями.
В эти годы также был разработан новый тип ядерного реактора, технические возможности которого казались еще более захватывающими, чем у старых тяжело- и легководных реакторов: «реактор на быстрых нейтронах», или «реактор-размножитель», в котором в процессе ядерного деления образуется больше расщепляющегося материала – плутония, – чем теряется при работе реактора. Этот тип реактора, согласно быстро распространяющемуся в науке и политике убеждению, мог бы производить больше энергии из очень небольших немецких урановых месторождений, чем можно было бы получить из всех запасов угля Германии[30]
. Однако ни одна из крупных компаний, ни строители электростанций, ни энергоснабжающие компании, не были готовы финансировать эти станции, поскольку на рынке не было спроса на новые виды энергии. Энергетический концерн РВЕ занимался расчисткой огромных территорий для открытой добычи бурого угля, другие вступали в перспективный газовый бизнес. Кроме того, частный сектор по-прежнему скептически относился к техническому развитию таких электростанций, что влекло за собой огромные затраты – тем более что получить соответствующую страховку для таких электростанций оказалось очень сложно, поскольку крупные страховщики отказывались заключать такие контракты ввиду трудно прогнозируемых рисков. Однако, по словам историка Йоахима Радкау, «эксперты по страхованию с самого начала предполагали, что риск, связанный с ядерной энергией, не может быть рассчитан частнохозяйственным образом, и поэтому обратились к государству; а поскольку государство обычно быстро помогает в ядерных вопросах, страховым компаниям даже не пришлось долго размышлять о количественной оценке этой новой области риска»[31].