История германского фашизма

Бесполезно было бы рассчитывать на улучшение положения евреев в Германии, покуда там правит национал-социализм. Многие антисемитские исключительные законы, как, например, законы, направленные против адвокатов, врачей, нужно рассматривать в первую очередь как выражение зависти конкурентов, что является следствием переполненного рынка труда. Перенесенная с частного на общее эта зависть становится под охрану идеи о защите расы; она становится, таким образом, вопросом мировоззрения, к которому все ответственные в новом государстве лица относятся очень серьезно. Весной 1933 г. видный иностранный дипломат посетил канцлера и нашел его сговорчивым в ряде пунктов, по поводу которых весь мир держится иного мнения, чем Германия. В еврейском же вопросе он встретил со стороны Гитлера упорное сопротивление. Когда этот иностранец обратился к Гитлеру с вопросом, был ли он лично знаком с каким-нибудь евреем, канцлер ответил, что сам он почти никогда не сталкивался с евреями, однако в своей юности он вынес плохое представление об одном еврее, автомобильном торговце, с которым жил в одном доме. Затем Гитлер перевел разговор на другую тему и дал понять, что он считает бесцельной всякую дискуссию по еврейскому вопросу.

Послесловие

Германия и остальной мир

Мы уже рассказали о внешнеполитическом учении национал-социализма в период его возникновения; внешней политики правящего национал-социализма мы хотим коснуться лишь в ее важнейших чертах.

Можно было заранее предвидеть, что Гитлер натолкнется за границей на недоверие, ибо то, что он до сих пор проповедовал, было, сколько бы он не отпирался, реваншем. Конечно, так уже водится, что длинный путь от агитации к ответственности оказывает охлаждающее влияние на чувства. Французская внешняя политика последних лет, выразителем которой являлся французский посол в Берлине Франсуа Понсэ, выдвинула вопрос, правда, не о сердечном союзе, но о возможности определенного modus vivendi с германским национализмом. Партнером с германской стороны и сторонником этой политики был фон Папен, все еще состоявший вице-канцлером в кабинете Гитлера. Такой консервативной европейской политике Гитлер, занятый истреблением коммунизма, вполне импонировал. Эти возможности уничтожил однако еврейский бойкот 1 апреля. Он явился для заграницы доказательством, что правящий национал-социализм не намерен отказаться даже от наиболее сомнительных учений своего раннего периода. Гитлер, который, несмотря на свое мнимое благоразумие государственного человека, проводит в такой резкой форме свою антисемитскую программу, может в один прекрасный день попытаться провести и свою программу реванша. При этом в обоих случаях совершенно безразлично, сделает ли он это из собственных побуждений или под давлением своих приверженцев. О соображениях гуманности здесь не приходится и говорить. Сам национал-социализм никогда не утверждал, что он исходит из других соображений, кроме эгоистических.

В общем германская внешняя политика хотела бы избежать столкновения на западной границе, так как здесь для нее возможны большие потери. Напротив, на востоке, по ее мнению, еще имеются свободные пространства. Доступ к этим пространствам может в один прекрасный день открыться, если бы на территории Советского Союза произошли серьезные перемены. Украинские проекты Гитлера и Розенберга известны. Серьезные перемены на Ближнем и Дальнем Востоке должны послужить моментом, которого дожидается эта политика. Воспользовавшись осложнениями и поводами, которые могут возникнуть при таких обстоятельствах, Германия хочет испробовать свои силы в качестве третьей стороны, от которой будет зависеть исход борьбы. Она хочет не напасть первой, а вмешаться. Если бы Советский Союз потерпел крушение, — а Гитлер убежден, что это случится, — то Германия с согласия и при участии Польши хочет стать орднером Восточной Европы, ее третейским судьей и господином. Советский Союз ответил на эту политику целой системой пактов.

Таким образом, германская иностранная политика внешне развивалась неблагоприятно и вообще может быть понята лишь в связи с ее великими перспективами. Она исходит из убеждения, что существующее распределение власти над миром продлится недолго и что при предстоящей перемене Германия должна выиграть, ибо она ничего не может проиграть. Действительно ли это так? Во всяком случае Германия может еще и теперь проиграть одно, а именно свое единство. Правда, она стремится доказать миру, что только существование Германии охраняет мир от хаоса; при этом, однако, упускается из виду, что неизбежный германский порядок в духе Гитлера для Европы вряд ли привлекательнее, чем возможный хаос.

Ради этого великого дня Германия сознательно идет навстречу большим опасностям. Руководитель каждого ведомства, особенно в национал-социалистском аппарате, в узком смысле слова, будь то спорт, организации молодежи или трудовая повинность, считает себя Шарнгорстом наших дней.