Юноша понял, что глава секты Удан обучает их технике шагов, намного более глубокой и невероятной, чем все знакомые Сяо-Фаню методы этого рода, и это понимание наполнило его воодушевлением. Он постарался отрешиться от механического перемещения, и сосредоточиться на его эзотерическом значении, размышляя о связи стихий и их круговороте. Поначалу, он споткнулся, и едва не рухнул с массива самым позорным образом, но постепенно, поймав ритм движений, он погрузился в невольный транс. Шаг за шагом, юноша забыл и о необходимости удерживать равновесие, и о том, чтобы прилагать усилия к движению по неравномерной поверхности массива. Он скользил от символа к символу, от стихии к стихии, словно пытливая мысль, либо же изменчивая первичная субстанция, отдавшись погоне за виднеющимся совсем близко пониманием. Во время очередного изменения-перемещения, он вдруг осознал, что гонится за самим собой, и это осознание наполнило его легкостью столь неожиданной и невозможной, что его следующий шаг, спокойный и несильный, вознес его в небеса, и приземлил далеко за пределами массива.
- Поздравляю, Сяо-Фань, - в сильнейшем удивлении произнес Чжо Жэньцин. - Техника Шагов по Облачной Лестнице покорилась тебе, целиком и полностью. Твой урок на сегодня окончен.
- Ласточка, догоняй меня поскорее, - с широкой улыбкой высказался юноша. - И вы, старшие, и ты тоже, Цзылин.
Веселье переполняло его, искрясь и бурля, словно игристое вино. Ван Фань понимал теперь значение стихий и их изменений, воплощенных в только что изученном методе, и знал, четко и ясно: тяготение более не властно над ним. Он чувствовал себя способным летать и парить, даже не обладая крыльями, и это чувство пьянило юношу куда сильнее, чем могло опьянить любое горячительное.
Друзья не ответили Сяо-Фаню, занятые постижением техники. Лишь Вэй Цзылин мимоходом кивнула ему, и немедленно вернулась к сосредоточенному движению по столбикам массива. Юношу на мгновение посетила мысль указать товарищам на следование ими Преднебесному Чертежу, но он поспешно отбросил эту идею - сделай он подобное, и их понимание техники навсегда осталось бы неполным и ущербным. Как неоднократно говорил ему Уся-цзы, и как успел уже убедиться и сам Ван Фань, мистические искусства не терпели копирования и механического подражания. Таинство неизменно умирало в жестких рамках обыденности. Открывать друзьям часть своего понимания означало подрезать их крылья, и лишить их того чуда, к которому сегодня прикоснулся Сяо-Фань.
Юноша оставил эти мысли, и с головой нырнул в упоительную радость своего нового состояния, своей возможности покорить небо. Он бросил себя вперед и вверх легким прыжком, и взлетел, подобно быстрокрылой птице. Плавная дуга его полета стремилась к равнине далеко внизу, туда, откуда они так долго поднимались к горной вершине еще вчера. Сяо-Фань несся над склоном горы Удан, влекомый мистической силой техники шагов, и видел под ногами верхушки деревьев, низко пролетающих птиц, и горные тропки, теперь кажущиеся ему ненужными и смешными. Постепенно, его медленное снижение все же заставило юношу оттолкнуться от одной из древесных макушек, и прикосновение его сапога едва потревожило лиственную зелень дуба, послужившего опорой. Приземлившись у подножия, юноша с удовольствием оглядел гору Удан. Он собирался подсчитать время, необходимое ему для покорения этой высоты - его спуск оттуда занял меньше минуты, и Ван Фаню не терпелось выяснить, сколь быстрым будет его подъем.
***
Сяо-Фань наслаждался новообретенной способностью избегать земного притяжения около получаса, паря над склонами горы Удан, словно резвящийся бессмертный. По-детски незамутненная радость не оставила Ван Фаня, даже когда его меридианы заныли от перенапряжения, и юноша, в последний раз поднявшись на гору, прекратил свое развлечение. Он решил последовать совету Чжо Жэньцина о поединках с учениками секты, и двинулся в направлении тренировочных площадок, обходя ровный строй юных даосов, практикующих кулачные формы. Их движения невольно привлекли внимание юноши - плавные и непрерывные, они напоминали течение морских волн, замедленные до предела всполохи пламени, невероятным образом обретшие жизнь в движении очертания окрестных холмов. Ван Фань слышал о практикуемом в Удане стиле, Кулаке Великого Предела, и, увидев его приемы воочию, озадачился мыслью о кажущейся невозможности использовать в бою эти спокойные движения. Его иномировая память подлила масла в огонь, приравняв даосский рукопашный стиль к некоей “оздоровительной гимнастике”.
Задумчивость юноши прекратила резанувшая его глаз картина, представшая перед ним на одной из тренировочных площадок. Беседа двух людей, занимающих ее, и показываемые ими чувства, настолько различались с радостно-увлеченным состоянием Сяо-Фаня, что тот невольно сосредоточился на этом разговоре.