История героя: Приквел

Поначалу, этот водоворот непрекращающегося хаоса и кипящей жизни устроил чувствам Сяо-Фаня изрядную сенсорную перегрузку. Крики лоточников и зазывал, громкий голос странствующего сказителя, протяжные вопли попрошаек, шум многочисленных шагов движущихся туда и сюда покупателей, скрип тележных колес, ржание лошадей, мычание волов, и многое другое, сливались в сплошную звуковую волну, обрушившуюся на уши юноши. Многоцветье красок - дорогие шелка, золоченые женские украшения, свежая зелень, блестящая чешуя рыбы, разноцветные одежды посетителей рынка и продавцов, - рябило в глазах. Изобилие запахов, как приятных, от еды и благовоний, так и резкого смрада животных, было настолько насыщенным, что Ван Фаня едва не замутило. Он остановился, давая себе пару секунд, чтобы привыкнуть к шуму и запахам, и с широкой улыбкой шагнул в направлении приземистых деревянных столиков под небольшим навесом. Запахи, источаемые соседствующей с ним кухонькой под скромной вывеской, что гласила “Лапша дань-дань”, показались ему очень привлекательными, а желудок Ван Фаня счел нужным напомнить ему именно сейчас, что юноша ничего не ел с самого утра.

***

Сяо-Фань остановился у стен ямыня[2], щедро залепленных листовками с изображениями разыскиваемых преступников. Большая часть бандитских рож, намалеванных на кусках дешевой бумаги, выглядела настолько непохожими на человеческие, что юноша задался вопросом, чем же вдохновлялся неведомый художник на службе городской стражи - описанием ли зверодемонов из “Путешествия на запад”, раскрашенными ли масками оперных персонажей, либо же и вовсе пьяными бреднями. Внимание Сяо-Фаня привлекли два объявления, выделяющиеся из общей массы как величиной наград, так и качеством портретов. На одном была нарисована явная женщина, пусть и не менее страхолюдно выглядящая, чем весь прочий набор разыскиваемых стражей звероподобных харь. Злобно скалящуюся с листовки разбойницу звали “Янь, грабительница могил”, и награда за нее была повыше средней на порядок. Другое же объявление отличалось качеством выполненного портрета, что изображал, впрочем, вполне заурядную физиономию.

“Интересно, местные воры приплачивают портретисту за изображение себя в наиболее выгодном свете, или он сам такой противник законности?” задумался юноша, ухмыляясь своим мыслям. “Шанс кого-то распознать по этим шедеврам крайне мал. Всего один из разыскиваемых на человека похож, остальные как из Диюя сбежали. С некоторой вероятностью можно узнать Янь-гробокопательницу, но только из-за того, что в криминальной среде Лояна процветает мужской шовинизм, и она одна тут женщина. Ну, еще родимое пятно у нее заметное, но это вполне может быть клякса, посаженная гением-художником.”

Он остановился у лотка торговца сладостями, и прикупил у добродушно улыбающегося старичка памятное лакомство из детства - палочку с нанизанными на нее засахаренными ягодами боярышника. Сяо-Фань успел сжевать один красный шарик, наполнивший его рот кисло-сладкой свежестью, когда его внимание привлекла сцена, разворачивающаяся неподалеку, на широком деревянном помосте, используемом бродячими артистами, сказителями, и тому подобным людом, что зарабатывал на жизнь, развлекая народ. Протолкавшись сквозь толпу встревоженно переговаривающихся зевак, юноша подошел ближе.

На помосте стоял пожилой мужчина в свободной одежде, удерживающий в руках затупленный меч. Он явно был одним из бродячих артистов, зарабатывающих на жизнь показом приемов боевого искусства. Странствующий танцор с мечом что-то объяснял наседающим на него четверым типам, но без особого успеха. Пусть лицо артиста было умоляющим, а поза - наимирнейшей из возможных, четверка сомнительных личностей лишь распалялась пуще прежнего.

Эти четверо и сами напоминали не то актеров, не то оперных певцов, не закончивших переодеваться к представлению. Один, карлик с чрезмерно большой головой, с трудом удерживал в коротких руках тяжеленный деревянный молот. Другой, мужчина в красной жилетке и с длинной косой, глядел на мир с устало-брезгливой гримасой, словно пытаясь изобразить скучающего вельможу. Третий, щуплый юнец с самодовольной физиономией, постоянно приглаживал стоящую стоймя прическу, грозящую без этой поддержки рухнуть ему на лицо. Последний, тощий и лысеющий, опирался на “меч ущербной луны” - древковое оружие в виде сабельного лезвия, насаженного на длинный шест. Он что-то втолковывал артисту с мечом.

- …Мое же имя - Цзя Юньчан, разрубающий пятерых тигров и шестерых драконов, рассекающий солнце и луну! - услышал Сяо-Фань его полное невероятного самодовольства представление. - Как ты смеешь, жалкий подражатель, бахвалиться своим ничтожным умением перед нами, Четырьмя Великими Драконами, Затмевающими Горы, да еще и деньги за это требовать!