Но в скором времени Хирт уже не довольствовался головами, он потребовал высылать ему целые скелеты, причем не только скелеты «еврейско-болышевистских комиссаров». Концлагерь в Освенциме получил приказ отправить ему 150 скелетов. Поскольку лагерь не располагал возможностями проводить надлежащую обработку скелетов, а Хирту нужны были также измерения, сделанные на живых людях, было решено отправлять живые «объекты» в лагерь Натцвейлер, расположенный недалеко от Страсбурга. В июне 1943 года 115 человек, «отобранных» гестапо в Освенциме, прибыли в Натцвейлер. В августе прибыли еще 80. Гауптштурмфюрер СС Крамер, работавший до этого во многих лагерях и закончивший свою карьеру комендантом лагеря в Берген-Бельзене, где заслужил прозвище «бельзенского зверя», взялся казнить несчастных, выбрав в качестве средства уничтожения цианид, поскольку при этом оставались в целости тела. Таким образом, на столы вскрытия Хирта трупы поступали еще теплыми, чем тот был весьма доволен. Его анатомическая коллекция заметно увеличилась. Когда американские и французские части приблизились к городу, нацисты заколебались, так как в холодильных шкафах университетского морга находилось еще 80 трупов, которые, попав в руки союзников, становились опасными свидетельствами. Хирт срочно запросил инструкции. Должен ли он сохранить коллекцию в целости? Уничтожить ее частично или полностью? Было решено очистить скелеты от плоти, чтобы сделать их неузнаваемыми, и заявить, что эти трупы были оставлены французами. В конце концов 26 октября генеральный секретарь «Аненэрбе» Зиверс, который внимательно следил за развитием событий, заявил, что коллекция рассредоточена. Но информация оказалась ложной. Помощники Хирта не успели расчленить трупы достаточно быстро, и, когда войска союзников вошли в Страсбург, они еще хранились в «резервных складах» Хирта. Страшный склад был обнаружен солдатами 2-й французской бронетанковой дивизии. Хирт бесследно исчез. Его судьба навсегда осталась загадкой. Он стал одним из немногих нацистских экспериментаторов, которым удалось ускользнуть от розысков и не присоединиться к своим коллегам, представшим перед судом в Нюрнберге на «процессе медиков».
Может быть, он ведет под чужим именем спокойную жизнь сельского медика в каком-нибудь удаленном районе или выполняет трудные обязанности участкового врача в каком-нибудь городке, выслушивая своих больных с тем же тщанием, с каким составлял свою коллекцию.
Возможно, ему даже приходится лечить евреев, мучаясь тревожными и смутными воспоминаниями…
Глава 4
ГЕСТАПО ДЕЙСТВУЕТ ПО ВСЕЙ ФРАНЦИИ
В Париже, как и во всей оккупированной Европе, Гиммлер проводил собственную политику. По словам Кнохена, она «была не такой, как политика Риббентропа или Абеца». Политика Абеца в посольстве полностью ориентировалась на Лаваля. А когда всем показалось, что Абец начал отдавать большее предпочтение Деа, с его стороны это был лишь маневр с целью «удержать» Лаваля. Абец прекрасно понимал, что Деа не пользовался во Франции ни малейшей популярностью. Посла вдохновляли долгосрочные перспективы: он рассчитывал с помощью Лаваля на полное сотрудничество со стороны французов.
Цели Гиммлера были более конкретными. Он хотел быстро добиться активного, главным образом военного, сотрудничества. Если не произойдет вступления правительства Виши в антибольшевистский союз, то хотя бы сформировать несколько дивизий войск СС для участия в войне на Восточном фронте. Это намерение учитывало последние события на Востоке, где в зимней кампании вермахт потерял более миллиона солдат. Вербовка новых солдат была настоятельной необходимостью, поскольку положение на фронте вряд ли могло быть восстановлено в результате летней кампании. С другой стороны, получая новые подразделения и ставя их под знамя войск СС, Гиммлер увеличивал их мощь и продвигался к тому, что составляло тайную цель всей своей жизни — стать Верховным командующим действующей армии.
В этом направлении он отдал указание Обергу: максимально поддерживать пронацистские политические движения. Политика Гиммлера впервые достигла успеха, потому что 7 июля 1941 года с подачи Делонкля состоялось совещание руководителей пронацистских партий,[34]
на котором был создан Антибольшевистский легион, чуть позже названный Легионом французских волонтеров (ЛФВ). Это образование было сформировано без участия посольства, которое в лице советника Вештрика отнеслось по отношению к нему довольно прохладно, поскольку речь шла не об инициативе правительства Виши, которому и без того приходилось навязывать свою волю. Легион был официально признан лишь через девятнадцать месяцев декретом Лаваля от 11 февраля 1943 года.Оберг следовал политической линии Гиммлера. «Для него, — как потом скажет Кнохен, — Дарнан и Дорио были важнее, чем Лаваль». Ему удастся достичь своей цели летом 1942 года, когда начнется набор в войска СС на территории Франции.