Вслѣдъ затѣмъ, декабря 26, послѣдовало новое повелѣніе «взять подъ строеніе жъ Цейхоуза и подъ всякія припасы, т.-е. подъ строительные матеріалы, дворъ, на который кладутся про дворцовый обиходъ дрова, что прежде былъ боярина Семена Лукьянов. Стрѣшнева, и велѣно того двора каменныя стѣны оть улицы сто саженъ, да на томъ дворѣ церковь (Пятницы) и полаты, что назывались Сахарныя, и церковь же, что межъ улицъ и дворовъ Трубецкаго и Салтыкова, Входъ въ Іерусалимъ разобрать и мѣста очистить…» Кромѣ того, 20 генваря 1702 г. взяты къ строенію Цейхауза подъ складъ матеріаловъ и дворъ святѣйшаго патріарха, Конюшенный дворъ и Симонова монастыря подворье.
Тогда же былъ опредѣленъ къ дѣлу и строитель этого Дома, выѣзжій иноземецъ Саксонскія земли каменнаго и полатнаго строенiя мастеръ Христофоръ Христофоровъ Кундоратъ, который ровно черезъ мѣсяцъ послѣ пожара 19 іюля 1701 года былъ опредѣленъ въ вѣдомство Посольскаго приказа, а потомъ перемѣщенъ въ вѣдомство Оружейной полаты съ годовымъ жалованьемъ по 150 рублей, при чемъ онъ успѣлъ получить за 1701 г. сто рублей по расчету, слѣдовательно его работы начались по крайней мѣрѣ съ 19 іюля, если не раньше. Онъ былъ опредѣленъ съ условіемъ, чтобы выстроилъ Цейхгаузъ по нѣмецкому
Тою же осенью и зимою безъ замедленія было приступлено къ разборкѣ находившихся здѣсь зданій, въ числѣ которыхъ были и боярскіе дворы, одинъ вдовы боярина кн. Якова Никитича Одоевскаго, боярыни кн. Анны Мих., дворъ бывшій Шереметева, другой кравчаго Василія Ѳедор. Салтыкова, бывшій Лыкова.
Приказомъ Оружейной полаты, въ вѣдомствѣ котораго находился Конратъ, завѣдывалъ дьякъ Алексѣй Александр. Курбатовъ, который прежде былъ крѣпостной человѣкъ боярина Бориса Петровича Шереметева и выдумалъ гербовую бумагу 1699 г. генваря 19, за что былъ пожалованъ въ дьяки и велѣно ему сидѣть въ Оружейной полатѣ управлять производствомъ и продажею гербовой бумаги, приносившей великую прибыль Государству. Понятно, что въ это время Курбатовъ былъ великою силою на своемъ мѣстѣ. Съ нимъ-то Конрать и не поладилъ. Онъ заявлялъ ему неоднократно о происходившихъ у строенія безпорядкахъ, но получалъ отвѣтъ, что за все онъ и будеть отвѣчать. Тогда мастеръ написалъ просьбу на имя царскаго величества и принесъ ее по начальству къ Курбатову. Дьякъ вырвалъ у него просьбу и бросилъ ему со словами, чтобы подалъ ее кому-нибудь другому, и что (живописецъ) Мих. Ив. Чоглоковъ (бывшій надсмотрщикомъ этой постройки и строившій кромѣ того Математическія школы) знаетъ это дѣло въ десять разъ лучше, чѣмъ онъ, Конрать. Такимъ образомъ должная распорядительность надъ этой работой была у него совершенно отнята; было приказано ему только смотрѣть, чтобъ стѣны были хорошо сдѣланы. Повидимому, неудовольствіе Конрата происходило изъ-за того, что вмѣстѣ съ нимъ работалъ и русскій мастеръ, которому мимо Конрата было поручено дѣлать ворота. Это обстоятельство и возбудило особенное неудовольствіе Нѣмца. Онъ указалъ, что строеніе воротъ шло не только очень нерадиво, но и весьма невѣрно, кой-какъ, такъ что пришлось сломать сооруженіе. Нѣмецъ очень жаловался, что отъ Русскаго мастера онъ терпитъ только презрѣніе и оскорбленіе, и потому заявилъ Курбатову, что ворота дѣлать онъ не будетъ до тѣхъ поръ, пока остается при нихъ Русскій мастеръ.
Этотъ архитектурнаго дѣла мастеръ былъ Дмитрій Ивановъ, который за многую работу у цехауснаго строенія, какую особливо онъ показалъ въ дѣлѣ положенія воротъ, что противъ Троицкаго подворья, награжденъ 5 рублями въ 1703 г.
«При этомъ словѣ«, пишетъ Нѣмецъ, «Курбатовъ вскочилъ съ своего стула, кинулся прямо на меня, насильно вырвалъ у меня изъ рукъ палку и ударилъ меня по головѣ такъ, что я упалъ предъ нимъ на полъ; поэтому отъ полученнаго мною въ головѣ сильнаго шума и звона почти 8 дней не могъ явиться на работу, ни всходить на подмостки. Потомъ (Курбатовъ) приказалъ заключить меня въ цѣпи и стеречь съ солдатами. На другой день пришелъ ко мнѣ писецъ (подьячій), снялъ съ меня цѣпи и велѣлъ изготовить чертежъ воротамъ для посылки къ государю, я извинился, что послѣ вчерашняго угощенія при теперешнемъ моемъ состояніи (послѣ побой) мнѣ невозможно это сдѣлать, и услышалъ въ отвѣтъ, что впередъ онъ (Курбатовъ) не станетъ бить меня своими руками, но велитъ угостить меня по Московски, сошлетъ, и столько велитъ задать, что съ меня будетъ довольно».