Есть некоторые основания усомниться в справедливости утверждений латинских летописцев, будто бы Нарзес призывал лангобардов в Италию. Конечно, уже сама по себе страна должна была казаться герцогу Альбоину в высшей степени заманчивой: ее климат и плодородие были давно известны всем варварам; под начальством Нарзеса служили и сражались с готами толпы лангобардов, и они хорошо знали, что Италия и греческое государство слабы. Призыв лангобардов греческим полководцем был бы великой изменой, но не был бы исключительным фактом. Мы видим то же в истории Бонифация, который в подобных условиях призвал вандалов в Африку; Нарзес легко мог поддаться чувству мести, так как к концу своей жизни увидел, что римляне его ненавидят, а в Константинополе не чувствуют к нему благодарности. С лангобардами Нарзес был в дружеских отношениях, и мечта об отмщении, которого он достиг бы, призвав лангобардов, могла и не найти большого противовеса в патриотических чувствах византийца. Скорее Нарзес должен был отказаться от мысли о таком отмщении потому, что гордился тем, что завоевал Италию, и, наконец, потому, что был очень религиозен, что ставится ему в великое достоинство всеми историками. Очевидно, эта религиозность была причиной того, что Нарзес уступил просьбам папы Иоанна и вернулся в Рим. Но, как бы ни было в действительности дело, Нарзес умирал в трагическом разладе с самим собой и со своей прошлой деятельностью в Риме, видя, что лангобарды уже поднялись из своей Паннонии, следуя тому влечению, которое направляло варварские народы к Средиземному морю и к центру культурной жизни. Если население Италии было малочисленно уже тогда, когда в нее вступали готы, то эта страна после долгих воин готов с Византией окончательно представляла совершенную пустыню, и лангобарды могли заселять ее так же беспрепятственно, как с конца VI века греческая земля была свободно заселена славянами.
Король-варвар Альбоин явился завоевателем в Северной Италии уже 1 апреля 568 г. Предводительствуя своим многочисленным народом, лангобардами и толпами жадных на добычу гепидов, саксов, свевов и болгаров, Альбоин вторгся в равнину По и разбил здесь войска греческого императора. В продолжение трех лет пришлось Альбоину осаждать Павию, после чего он вступил в нее как в столицу своего лангобардского государства. В то же время крепкая Равенна, служившая резиденцией первым германским королям как преемникам римских императоров, оставалась столицей греческой Италии и местом пребывания ее правителя, экзарха. Таким образом, непосредственно вслед за падением готов основалось в Северной Италии второе германское королевство, существование которого длилось несколько веков. Страна же по р. По доныне зовется страной Лангобардов (Ломбардия). Прежде чем перейти к дальнейшей истории города, мы закончим эту книгу, сказав о том положении, в котором оказывался Рим с возникновением нового учреждения – экзархата.
Преемник Нарзеса Лонгин, прибывший в Равенну раньше, чем вторглись в Италию лангобарды, принял управление Италией с титулом экзарха, по примеру провинции Африки, которая также управлялась экзархом. Лонгину приписывают полную перемену управления Италии и утверждают, будто бы он вообще дал новую форму этому управлению, упразднив установленные со времени Константина должности консуларов, корректоров и президентов провинций. Но наши сведения об этом новом устройстве Италии очень темны. Со времен Константина Великого Италия делилась на семнадцать провинций, которые поименованы в Notitia так: Венетия Эмплия, Лигурия, Фламиния и Пиценум Аннонариум, Тусция и Умбрия, Пиценум Субурбикариум, Кампанья, Сицилия, Апулия и Калабрия, Лукания и Бруттиум, Коттийские Альпы, Ретия первая, Ретия вторая, Самниум, Валериум, Сардиния, Корсика.
Все эти провинции управлялись консуларами, корректорами и президентами, причем семь северных провинций были подсудны викарию Италии, а десять южных – викарию города Рима, и все вместе провинции были подчинены преторианскому префекту Италии. Готские короли не изменяли этого порядка устройства провинций, и Лонгин никаким образом не мог упразднить его. С появлением Лонгина в Италии вышеназванные титулы могли исчезн уъ, но провинции оставались по-прежнему. С вторжением лангобардов административные реформы Лонгина получили уже особое местное значение. Новые пришельцы не переставали раздвигать границы своих завоеваний то в одном, то в другом месте, разрывали взаимную связь между провинциями и уничтожали единство Италии; таким образом владения императора приняли вид отдельных герцогств (ducatus), как Венеция, экзархат в более тесном смысле, Рим и Неаполь.