«История государства Российского» Н. М. Карамзина в оценках современников

Выступление Ходаковского не прошло мимо сторонников Карамзина. Защиту концепции историографа об образовании Древнерусского государства взял на себя известный историк С. В. Руссов. К началу 1820 г. он подготовил книгу с разбором построений польского ученого^{282}. Ее основной замысел — попытка доказать достоверность географии летописи Нестора в части, связанной с расселением славянских племен, а также летописного рассказа о призвании варягов. Автор скептически относится к планам Ходаковского на основе археологических источников установить территорию расселения славян и определить границы конкретных славянских племен. Призыв Ходаковского к расширению круга источников о славянской истории вызывает у него откровенную иронию. Особенно иронично воспринимает Руссов идею польского ученого выделить исторические основы народных песен. «О счастливый век! — восклицает он. — В одно время вышли две российские истории. Одна, как выше видно, в начале своем согласная с повествованием Нестора, а другая (имеется в виду сочинение В. Н. Татищева. — В. К.) с мнимою рукописью Иоакима. В то же время образуется уже и третья российская история из мазовецких песен и из нашей мовы»^{283}.

Руссов обвиняет Ходаковского в некритическом использовании таких источников, как сочинения Я. Длугоша, Петра Динабургского, вообще в неверном методе исследования. Если Карамзин, утверждает он, сначала всесторонне анализирует источники, даже сверяет их данные путем запросов «местных начальников», чтобы после этого включить тот или иной факт в свой труд, то Ходаковский, наоборот, «событие прежде вносит в историю или на карту, а потом требует рассмотрения». Касаясь в целом критики Ходаковского, Руссов напоминает о критике И. Н. Болтиным «Истории» М. М. Щербатова. Последний, замечает он, в лице Болтина имел не завистника, а соперника, «целую жизнь свою посвятившего на ученые изыскания». На долю же Карамзина «достались Ходаковский и бродяги, может быть нарочно так в «Вестнике Европы» называющиеся».

Критика Руссовым статьи Ходаковского являлась первым серьезным выступлением защитников Карамзина, выступлением, в котором звучал голос профессионального исследователя, хотя и приглушенный сильным налетом субъективизма и в восприятии труда историографа и в отношении к идеям и планам Ходаковского.

В начале 1820 г. в полемике появляются новые оттенки в высказываниях противников, которые были связаны с публичным чтением Карамзиным в Российской академии отрывков из девятого тома своего труда. На первое такое выступление историографа откликнулся ряд отечественных журналов. «Сын Отечества» поместил об этом информацию В. Н. Каразина. Сообщение Каразина было достаточно осторожным. Автор основное внимание сосредоточил на описании зала Российской академии, слушателей и других подробностей заседания, а о самом чтении ограничился замечанием: «Слушатели были умилены и восхищены чертами великого характера россиян, сильно представленными глубокомысленным, красноречивым историком^{284}. Если информация Каразина была осторожной, го сообщение об этом же декабриста А. А. Бестужева, написанное по поручению Вольного общества любителей российской словесности взамен отклоненной заметки А. Ф. Рихтера^{285}, оказалось скорее сдержанным, чем осторожным. Отмечая, что прочитанные Карамзиным отрывки написаны «слогом Тацита, рукою патриота, духом беспристрастного историка», Бестужев в то же время с явной иронией заключал, касаясь бед, свалившихся на Россию при Грозном: по Карамзину «недоверчивость Иоанна» была их «виною»^{286}.

Зато как «торжество таланта» было представлено чтение Карамзина в заметке, опубликованной в журнале «Благонамеренный». Автор ее отмечал, что «картина постепенного изменения в нраве сего государя, его распутство, его жестокость, угнетение народа, гонение достойных вельмож и добродетель знаменитых страдальцев изображены кистью Тацита»^{287}.

Судя по письму И. И. Дмитриева к П. А. Вяземскому, в лагере наиболее рьяных защитников историографа не были удовлетворены ни осторожностью Каразина, ни сдержанностью Бестужева, «Жаль, — писал Дмитриев, — что тупые наши журналисты ни о чем не умеют писать. Я чуть не плакал, читая в «Сыне Отечества» кудрявое и надутое описание академического собрания… Один только неизвестный угодил мне в «Благонамеренном»^{288}. Как бы спеша восполнить недостаточно внятно прозвучавшие положительные оценки девятого тома, поэт Д. И. Хвостов по случаю чтения Карамзиным в Российской академии выступил в Вольном обществе любителей российской словесности со стихотворным посланием к И. И. Дмитриеву ^{289}. Хвостову вторил князь Шаликов: