Министр финансов был, вероятно, не самым приятным человеком за столом заседаний. Более того, по характеру он настолько отличался от президента, что возникновение какой-то симпатии между ними было просто невероятным. Чейз был представительным мужчиной с начальственной внешностью, внимательным в одежде, обходительным в манерах. Выпускник Дартмута, он свободно владел латинским и греческим языками, был широко начитан и даже при всей своей напряженной жизни члена кабинета министров находил свободное время для знакомства с хорошей английской и французской литературой. Карты и театр его не интересовали. Серьезный, мыслящий человек, он привнес в деятельность министерства глубоко продуманные методы.
Линкольн, простой и нескладный, совсем не думал о житейских удовольствиях и не обладал достоинствами джентльмена, о чем сам знал лучше других. У него не было системы в организации своего времени или в подготовке к работе. Во время президентского срока он ограничивал чтение преимущественно трактатами военной тематики и трудами, которые помогали в решении вопросов международного и конституционного права, хотя иногда уделял час любимому Шекспиру, а в официальных документах проявлял незаурядное знание Библии. Он отдыхал в театре и оставил запись, выражавшую удовольствие от игры Хаккета в роли Фальстафа. Особую любовь вызывал у него Гамлет, и исполнение этой роли Эдвином Бутом должно было приносить ему редкое наслаждение. Он обладал тонким чувством юмора, был прекрасным рассказчиком и в этом качестве наверняка раздражал своего серьезного министра финансов, который вообще не понимал юмора и плохо разбирался в людях.
Личная переписка Чейза, к нашему удивлению, показывает, что он был на дружеской ноге со многими простыми людьми, правда, преимущественно со своими политическими единомышленниками, на чью помощь он рассчитывал в занятии желанного президентского кресла. Это притязание, или скорее его неподобающая демонстрация, стало при всей его полезности существенным минусом. Он был невысокого мнения о Линкольне, что вряд ли могло ускользнуть от внимания президента, который, в свою очередь, постарался скрывать свое мнение о Чейзе как об очень талантливом человеке.
В это время министр финансов был далеко не одинок в своей оценке президента. Многие сенаторы и конгрессмены ставили под сомнение способности и силу характера Линкольна. Те, кто встречался с ним часто, удивлялись недостатку в нем гордости, его гротескным выражениям и манерам, шутливым высказываниям в момент, когда другие пребывали в расстроенных чувствах. Эти странности, если их рассматривать в мрачном свете военных неудач, не могли не создавать в определенных кругах неприятного впечатления. Фессенден, описывая встречу Линкольна, членов кабинета и сенаторов, саркастически заметил: «Президент… рассказал несколько анекдотов, большинство из которых я уже слышал».[461]
Популярность Линкольна падала, но его положение в стране было прочнее, чем в Вашингтоне. Широкие массы не вступали с ним в личный контакт и судили по официальным государственным документам и актам. Потомки, зная о конечном успехе, судят его той же мерой и восхищаются терпением и решительностью, с которыми он нес свою ношу в эту мрачную зиму. Рука, которая рисует Линкольна в гротескных чертах, может разочаровать тех, кто считает его героем, но достоверность изложения требует включения и таких аспектов, которые помогают объяснить пренебрежительные высказывания, часто звучавшие в его адрес, и служат оправданием тех, кто зимой 1862–1863 годов не мог видеть его нашими глазами. Если бы остальные его качества подчеркивались достойным поведением обитателей Вашингтона, гораздо меньше людей могли бы впасть в заблуждение, в противном же случае не приходится удивляться, что современники оказались не в состоянии оценить его величие. Поскольку среда, в которой он формировался и осваивал важнейшие навыки, не способствовала обретению внешнего блеска, которого обычно ожидают от выдающихся лидеров, было трудно догадаться, что он, несмотря на скромное начало, проявит себя как человек выдающихся умственных способностей.Дружелюбный и общительный Сьюард был весьма приятен в обращении с людьми. Находчивый и изобретательный, он должен был, несмотря на свои персональные ошибки, быть исключительно полезен Линкольну, чей неповоротливый мозг, несомненно, при принятии тех или иных решений часто отталкивался от вариантов, которые рассыпал перед ним государственный секретарь. Действительно, руководителю часто легче выбирать из нескольких предложений, чем упорно прокладывать курс самому. Самыми видными членами кабинета были Сьюард, Чейз и Стэнтон, и они требуют к себе соответствующего внимания от историка. Более всего президент опирался либо на Сьюарда, либо на Стэнтона; свидетельства, подкрепленные характерной для государственного секретаря учтивостью, указывают на Сьюарда как на самого предпочитаемого президентом советника.