Ближайший тыл Петрограда оказался в руках большевиков. Северный фронт так же, как и Финляндия, готов был поддержать большевистскую партию. В Петрограде пролетариат требовал перехода власти к Советам. В Москве на недавних выборах в районные думы большевики собрали более половины всех голосов. Выборы в Москве явились едва ли не наиболее верным признаком глубокого поворота в массах. Москва по сравнению с Петроградом была более мелкобуржуазна. Московский рабочий был теснее связан с деревней, ближе к деревенским настроениям. Голосование в Москве, где большевики среди солдат собрали 14 тысяч голосов из 17 тысяч, говорило не только о готовности пролетариата к борьбе, но и о резком повороте деревенских масс.
В столицах, в промышленных центрах, окружающих Москву и Петроград, на ближайших фронтах в армии партия Ленина имела за собой большинство. С Урала и Донбасса, с Поволжья и Украины также шли бодрые вести о полной готовности к новой, пролетарской революции.
Изменилась и международная обстановка. Отдельные случаи мятежей превратились в начало военных восстаний. В Германии, где царил военно-каторжный режим, в сентябре 1917 года восстали матросы пяти крупнейших судов. Матросы выбросили за борт капитана крейсера «Вестфален» и высадились на берег. Моряки крейсера «Нюренберг» арестовали офицеров и двинулись в Норвегию, чтобы там высадиться. Правительственные миноносцы окружили восставший крейсер и под угрозой потопления вернули его в Германию. Движение настолько разрослось, что молчать о нём уже было невозможно. Германское правительство выступило в рейхстаге с признанием, что во флоте разразилось восстание.
События в Германии несомненно указывали на перелом в настроении революционных масс Европы. Они служили признаками кануна революции во всём мире.
«Кризис назрел, — писал Ленин 29 сентября. — Всё будущее русской революции поставлено на карту. Вся честь партии большевиков стоит под вопросом. Всё будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту.
Кризис назрел…»[26]
Ленин решил, что момент наступил: лозунг действия — подготовка вооружённого восстания — превратился в директиву— выступать сейчас.
В такую минуту цепляться за Предпарламент граничило уже с предательством революции. Не осмеливаясь открыто выступать против восстания, противники его предлагали ждать съезда Советов. Отложить же решение вопроса о власти до съезда Советов значило выдать врагу назначенный для выступления срок. Противник получал возможность подтянуть силы и разгромить центры и организации восстания. Это означало фактически идти на провал дела, отдать инициативу врагу.
Позицию отсрочки восстания до съезда Советов занял Троцкий. 20 сентября, выступая в Петроградском Совете, он говорил, что вопрос о власти решит съезд Советов. До этого Троцкий считал возможным ликвидацию «совета пяти» (так называлось правительство Керенского. — Ред.) и выделение Демократическим совещанием Временного комитета.
Надеяться, что подтасованное предателями совещание сможет создать какое-то «переходное» правительство до съезда Советов, значило идти в соглашательскую ловушку, дезориентировать массы в решающий момент.
На следующий день Троцкий на фракции Демократического совещания снова предложил отложить окончательное решение вопроса о власти до съезда Советов.
Троцкий не осмелился выступать открыто против вооруженного восстания, но на деле, подобно Каменеву, срывал восстание. Как и все меньшевики, Троцкий боялся восстания, считая возможным мирно решить вопрос о власти. Троцкий доказывал, что отказ вывести гарнизон из столицы на три четверти якобы решает вопрос о победе революции. По существу, позиция Троцкого вела к сохранению буржуазной власти. Мало того, откладывая восстание до съезда Советов, Троцкий открывал карты врагу, расстраивая революционные ряды и демобилизуя настроение рвущихся в бой масс.
Ленин резко обрушился на саботирующих восстание. Со страстностью революционного борца, уверенного в победе, Ленин указывал на предательский характер отсрочки.
С решительностью вождя, понявшего, что назрел самый подходящий момент, Ленин клеймил упирающихся. В специальном приложении к статье «Кризис назрел», написанном для Центрального Комитета, Петроградского и Московского комитетов, Ленин писал, дважды и трижды подчёркивая отдельные места:
«Ждать съезда Советов есть полный идиотизм, ибо это значит пропустить недели, а недели и даже дни решают теперь всё. Это значит трусливо отречься от взятия власти, ибо 1–2 ноября оно будет невозможно (и политически и технически: соберут казаков ко дню глупеньким образом «назначенного» восстания).
«Ждать» съезда Советов есть идиотизм, ибо съезд ничего не даст, ничего не может дать!»[27]