История греческой литературы Том III

За время работы в библиотеке Каллимаху удалось создать интереснейшее библиографическое руководство огромной научной важности: своеобразную историко-культурную энциклопедию, оформленную им в виде особых таблиц (πίνακες). В этих таблицах, составивших сто двадцать книг, им были собраны имена знаменитых писателей, а также даны указания на содержание их сочинений. Для историко-литературных изысканий, впервые тогда предпринимавшихся новыми александрийскими учеными, "Таблицы" Каллимаха, разумеется, представляли огромную теоретическую и практическую ценность.

Добрые чувства Каллимаха по отношению лично к Филадельфу нашли свое выражение в написанном в форме лирической песни стихотворении на смерть Арсинои — жены Птолемея Филадельфа, папирусный обрывок которого дошел до нас. Если в юные годы, когда он писал сатирически-шутливый "Гимн к Зевсу" [18], Каллимах, стоявший тогда, очевидно, еще далеко от двора, мог позволить себе сравнительно вольнодумные мысли, то к концу жизни, по крайней мере официально, он решительно и настойчиво заявляет себя сторонником державной политики Птолемеев. Близость к царскому дому сохраняет он и при преемнике Филадельфа — Птолемее Эвергете. Литературным свидетельством "верноподданнических чувств" по-эта служат, во-первых, коротенькая эпиграмма (51) на статую жены Эвергета, красавицы Береники, которую поэт называет четвертой Харитой, и, во-вторых, стихотворение, посвященное волосам Береники, до нас не дошедшее, но получившее мировую известность, благодаря латинской его переделке, принадлежащей Катуллу. Для греческих придворных нравов той эпохи само по себе чрезвычайно типично то обстоятельство, которое по-служило поэту поводом для создания этого стихотворения. Дело заключалось в следующем. Когда Птолемей отправился в сирийский поход и война начала затягиваться, Береника, просившая бога даровать ее мужу благополучное возвращение, посвятила прядь своих волос в храм Афродиты. Через некоторое время бережно хранившиеся в храме волосы царицы вдруг исчезли. Загадочная пропажа, по поводу которой пошли различные толки, была, наконец, разъяснена придворным астрономом Кононом, объявившим, что замеченное им как раз в эти дни новое созвездие является не чем иным, как волосами Береиики, чудесно похищенными богами и перенесенными на небо. Этому-то созвездию и посвятил Каллимах свое стихотворение.

Историческое значение Каллимаха заключается, конечно, не в таких поэтических пустяках, а в создании нового направления, которое начиная с III в. до н. э. делается господствующим в греческой художественной литературе. Вес его творчество протекает в борьбе со старыми взглядами на задачи поэтического мастерства, и, хотя подробности этой борьбы от нас ускользают, мы постоянно чувствуем ее в отдельных полемических высказываниях Каллимаха, бывшего зачастую чрезвычайно резким в отзывах о чужих произведениях. Он "ненавидит" старые "киклические поэмы" и старается избегать старых "дорог", проторенных его предшественниками: как он заявляет в одной из эпиграмм (28), —

Кикликов стих ненавижу: дорогой идти проторенной,
Где то туда, то сюда толпы бредут, не хочу;
То, что так нравится многим, не мило мне; мутную воду
Пить не хочу из ручья, где ее черпают все.
"Ах, как Лисаний красив, ах, дружок!" — не успеешь промолвить,
Ахнет и Эхо: "Ах, друг! Это другой уж сказал!"

Послегомеровский эпос ему претит. О популярной в его дни старой поэме "Взятие Эхалии", автором которой считался поэт Креофил (поэма приписывалась и самому Гомеру), Каллимах отзывается презрительно (эпиграмма 6).

Много трудов положил на меня стихотворец самосский;
Гостем его, говорят, был богоравный певец.
Я воспеваю Эврита, зовусь я "гомеровской" книгой;
Как это лестно тебе, — Зевсом клянусь, — Креофил!

К "Лиде" Антимаха, тоже старой, почтенной книге, многими очень любимой и продолжавшей вызывать восхищение даже таких, безусловно, тонких ценителей поэзии, какими были Посидипп и Асклепиад, тоже представители нового течения в литературе, весьма близкого направлению самого Каллимаха, последний относится резко отрицательно. По мнению Асклепиада, в создании этой книги принимали участие сами богини поэзии — Музы [19].