Этот фрагмент часто понимается неправильно. Считалось, что dux Аэций был восточно-римским полководцем, командиром войск, напавших на гуннов in sedibus suis, по случайному совпадению носившим то же имя, что и военачальник Западной римской империи. Но Хидатий четко различает auxilia, посланных Марцианом к Аэцию, и ехеrcitus Марциана. Нет никаких причин допускать существование двух генералов, носивших одно и то же имя, причем оба сражались с гуннами. Отрывок проливает свет на подготовку, вероятно проведенную Аэцием, когда до него дошли слухи о планах гуннов. Поскольку auxilia восточных римлян не могли идти через Паннонию, они, должно быть, плыли на кораблях в Италию из какого-то восточного порта. Перевести войска в порт погрузки, собрать корабли, обеспечить продовольствие для солдат и корм для лошадей в порту выгрузки – все это требовало времени. Чтобы принести реальную помощь Западу, экспедиция не могла быть импровизированной. Аэций и правительство в Константинополе должны были выработать план совместных действий против гуннов, если Аттила двинется на Италию.
Согласно Павлу Диакону, гунны взяли Медиолан и Тицинум, но города не были разграблены, и жителей никто не убивал. Как показывает проповедь, прозвучавшая после эвакуации Милана, Павла дезинформировали. Многие дома и церкви были разрушены, базилику Святого Амвросия подожгли, и она рухнула. Гунны убили немало клириков и мирян. Все же многие выжили, но не потому, что гунны оказались настолько милосердными. Просто миланцы бегали быстрее, чем гунны могли их преследовать. Тяжело нагруженные добычей повозки двигались медленно. Думаю, вполне возможно, что Аэций оставил города Северной Италии, чтобы затормозить орды варваров. Их потеря – цена за спасение Рима. Аттила поселился в императорском дворце[80]
. Его конные воины грабили и убивали, сколько их душам было угодно.Гунны не остались в Милане надолго[81]
. Они оставили город и ушли на восток. Среди окружавших их дымящихся руин, должно быть, было трудно найти продовольствие и корм для лошадей. К тому же небеса поразили гуннов болезнью. Это мы знаем только от Хидатия. Проспер, разумеется, знал об эпидемии, свирепствовавшей среди гуннов, но считал, что заслуга в спасении Италии от дикарей принадлежит исключительно Святому Отцу.Северная Италия стала для гуннов тем, чем 50 лет назад она была для вестготов Алариха, region funesta, землей смерти, где свирепствовал мор, принесенный плохой едой и усиленный жарой. Положение армии Аттилы, вероятно, было практически таким же, как в 447 г., когда он стоял у стен Константинополя. Возможно, его лучше сравнить с судьбой франкских захватчиков в 540 г., которые „не могли получить никакого продовольствия, кроме скота и вод По. Многие были поражены диареей и дизентерией, от которых они не могли избавиться из-за отсутствия хорошей еды. Говорят, что тогда погибла треть франкской армии“. Аналогичная судьба выпала на долю другой франкской армии, она почти прекратила свое существование. Судя по всему, готы, многие из которых воевали под знаменами Аттилы, были особенно восприимчивы к инфекционным заболеваниям.
Через несколько недель, самое большее через месяц гунны, подвергшиеся тройной атаке – со стороны войск Аэция, армии Марциана и болезни, были бы вынуждены начать отступление в Венгрию. В этот момент римляне решили приступить к переговорам с Аттилой. По словам Проспера, „среди всех решений императора, сената и народа ничего не казалось более спасительным, чем то, чтобы через послов добиваться мира с кровожаднейшим королем. И принял на себя это дело вместе с бывшим консулом Авиеном и бывшим префектом Тригецием святейший папа Лев, полагаясь на помощь Бога, который, как известно, всегда помогает в делах благочестивых. И ничего другого не последовало, нежели то, что предчувствовала вера. Ведь, когда все посольство было по достоинству принято, король настолько обрадовался присутствию главнейшего церковнослужителя, что и войну постановил прекратить, и, обещав мир, ушел за Дунай“.