История и поэзия Отечественной войны 1812 года

Награждение людей за службу отечеству высшими государственными наградами началось в XVIII в. В период наполеоновских войн появились не только ордена, но и широко раздаваемые медали. Дворяне, участвовавшие в 1807 г. в ополчении, получили медаль «За веру и отечество. Земскому войску». В 1812 г. была учреждена медаль «За любовь к отечеству. 1812»[18] для участников партизанского крестьянского движения. Но даже во время войны 1812 года этот процесс не был вполне завершен. В начале 1813 г. была учреждена медаль в память об отечественной войне 1812 года, и в результате повторения этой формулы стало складываться впечатление, будто на медали была выбита надпись «В память отечественной войны 1812 года». Однако этой формулы нет в обращении «Войскам нашим» от 5 февраля 1813 г., в котором объявлялось об учреждении серебряной памятной медали для всех участников военных действий 1812 года (составил А.С. Шишков, подписал император Александр I)[19]. Этой формулы нет в приказе М.И. Кутузова от 7 февраля 1813 г., который повторял текст обращения и был объявлен войскам[20]. Этой формулы нет и в приказе главнокомандующего армиями М.Б. Барклая де Толли от 22 декабря 1813 г. «О раздаче медалей, установленных в память 1812 года»[21]. Но в манифесте Шишкова эта медаль подробно и точно описана: на одной стороне надпись «Не нам, не нам, а имени Твоему», а на другой «1812 год»[22]. Эта медаль раздавалась «строевым чинам в армиях и ополчениях», и ее запрещалось носить тем, кто не участвовал в военных событиях непосредственно. Первоначально медаль раздавали с нарушением этого требования, и лица, получившие ее без должных оснований, должны были вернуть ее.

Награждение медалями «1812 год» («В память отечественной войны 1812 года») и «За любовь к отечеству. 1812» были вынужденными акциями, не совершить которые император не мог. Сам же Александр I «не любил воспоминать об отечественной войне и говорить о ней»[23], и когда он как-то мог ограничить мемориализацию темы войны, он непременно пользовался этим. Внешняя политика Александра в 1813–1814 гг. (показное миролюбие, отказ от контрибуций) была обусловлена его стремлением изгладить память о войне. А.С. Шишков вспоминал, что он написал манифест на взятие Парижа и отправил его к Александру, но вместо его манифеста был опубликован другой, написанный, вероятно, А.П. Ермоловым. «Причиною сему полагал я, что, может быть, написанный мною манифест показался государю слишком строгим и укорительным для французов, и потому он не хотел его издать; но не та была тому причина, как мы после о том услышим»[24]. Позднее Александр сообщил Шишкову, что не получил его манифест, и Шишков поверил государю. Но нам едва ли стоит доверять этим словам императора, во всяком случае эпизод с манифестом вполне укладывается в общее русло отношения Александра к памяти о войне 1812 года. Таким образом, понятие отечественная война не восходит к официальным государственным сферам.

Но частные лица, особенно участвовавшие в войне, не оставляли эту тему и по окончании военных действий. Значение войны 1812 года было осознано современниками практически в момент самих событий. В частности, архиепископ Московский и Коломенский Августин 26 августа 1813 г., в праздник Сретения иконы Владимирской Божией Матери, во время службы и панихиды в Сретенском монастыре произнес слово на Бородинскую годовщину, в котором, в частности, говорил: «И так много потеряло Отечество во брани сей: но можно ли оценить то, что приобрело? Сею жестокою битвою спасена целость государства, сохранено величие и слава народа, возвращена безопасность и тишина, гордый фараон познал, что россияне суть язык избранный, людие Божии, и Россия есть страна, покровительствуемая Небом»[25]. Архиепископ Августин говорит не только о том, что потеряло Отечество «в брани сей», но и о том, что оно приобрело. Он фактически подходит к термину отечественная война, но сам термин не употребляет.

Впрочем, прилагательное отечественный в литературных текстах начала XIX в. использовалось на самом деле достаточно редко. И многие из тех писателей, которые, казалось бы, часто и вполне естественно должны были применять к войне 1812 года термин отечественная война, это не делали. Например, Сергей Глинка в своих воспоминаниях о войне использует следующие обороты: «отечественная история», «жар отечественный», «отечественные доблести», «отечественное бытописание», «жизнь отечественная»[26], и только один раз – «отечественная война»[27]. Он пытается найти специфическое определение войны 1812 года и называет ее: «война исполинская», «война нашествия», «война скифская», «война-нашествие не есть война обыкновенная»[28], – но не понимает, что лучшим определением было бы сочетание отечественная война.