История и повествование

Совершенно ясно: мы в мире очень честных, добродетельных город<ов>ых, которым поручено следить за литературой и водворять в ней порядок. Но сами они не умеют и не знают, как иначе отличить плагиатора, как по выражению лица. Как же иначе узнать, что его, что чужое. И тут вдруг с именем — т. е. вор не в отрепьях, а хорошо одет, как же быть? Едва ли кто-нибудь из читателей был обманут этими криками «держи вора, держи». Но самый факт: так неопровержимо доказанный тождественными цитатами Мих. Мировы<м> [527], для всех остается фактом неопровержи<мым.> У нас так мало занимаются теологией, что совсем не знают то, что искусным подбором цитат можно доказать все, что угодно [528]. В<с>е ереси основываются на одних и тех же текстах в различных сочетани<ях>.

Византийск<ая> Имп<ератрица> Евдокия, при помощи одних гекзаметров Гомера, не прибавляя ни слова от себя, написала Жизнь Христа [529]. Искусство цитат действительно великое диалектическое искусство, которым можно изменить лик вселенной, но у нас им пользуются лишь для маленьких литературных передержек. Это грустно.

______________________________

Некто Мих. Миров в Биржевых Ведомостях уличил Ремизова в плагиате… Уличил несколько конфузясь, как конфузятся честные люди, поймав вора. Несомненно, что Мих. Миров очень честный человек.

Только донкихотски честный человек, помешанный на чувстве собственности, может обвинять кого-нибудь в том, что он унес ведро воды из [моря] океана без разрешения владельца.

А между тем c’est le cas [530]— Миров обвинил Ремизова в том, что он украл несколько фраз из народного творчества. Кроме того, [несомненная честность сказалась] желая более [ярко] убедительно представить его виновность Ремизова (sic!), М. Миров, приводя параллельные тексты народ<ной> сказки и Ремизова, пропустил все различествующие фразы и оставил только тождественные [531].

Так могут поступать только очень честные и убежденные в своей правоте люди. Так поступали Фукье Тенвилль [532]и Дю<пор> [533](?) в революционных трибуналах. Это очень опасная и дерзкая игра, потому что если неполная уверенность в своей справедливости, то кажды<й> назовет это со стороны передержкой, шулерством и т. д.

Но к счастью это никому не пришло в голову. Другие честные [люди] журналис<ты> из числа тех благородных людей, которые, видя на улице человека, преследуемого городовым, не могут подавить в себе инсти<н>ктивного порыва негодования и кидаются с криком «держи вора», подхватили клич М. Мирова.

Во всех газетах поднялся вопль [534].

«Веселенький скандальчик вышел с „известным“ писателем из молодых Ал. Ремизовым…. Попался в плагиате. Оказалось, что просто-напросто списал буква в букву две народные сказки и выдал за свои».

(Русское Слово. № 137)

[535]

«Модернисты сделали еще крупный шаг в литературной технике… Самый простой способ сделаться народнымписателем».

(Нов<ое> Врем<я>. № 11950)

[536]

«Подумаешь, какой ужас! Ведь дело-то очень простое! Что Ремизов всегда был Ремизовым? О, нет. Сперва он писал свои сказочки и стишки и таскался с ними по редакциям, где их бросали в корзину. Потом он где-то что-то напечатал, сошелся с золоторунцам<и,> выпустил свою Посолонь, и домашними критиками был рукоположен в гении… Конечно, все журналы хотят теперь печатать скороспелого гения. Тормошат со всех сторон, рвут на части! И надо черт знает какие силы иметь, чтобы не почувствовать потребности „опереться на сюжет“».

(Будильник № 24)

[537]

(Раньше было несколько замечаний по поводу другой воровки — Ольги Чюминой, которая, пойманная честным городовым на месте преступления, пробовала защищаться тем, что <о>на не сплагиировала, а «оперлась на сюжет».

[538])