Так или иначе, до «выстрела» Шаховского и кратковременного возвращения Шишкова на политическую арену ни о какой «чернильной» войне, как кажется, речь не заходила. До и после представления «Липецких вод» арзамасцы высказывали различные мнения по вопросу о том, стоит ли переводить полемику с беседчиками в публичное русло. Так, по свидетельству Дашкова, Батюшков не хотел публиковать «Певца в Беседе»
[185], а Вяземский так и не напечатал нигде свое письмо Каченовскому, несмотря на то, что Дашков настойчиво предлагал поместить его в «Сыне Отечества». При этом некоторые арзамасцы ратовали за издание так и не опубликованного в те годы «Видения в какой-то ограде», а Вяземский спрашивал в письме: «Зачем не печатаете вы „Видения“?» (1, 290). С одной стороны, это различие позиций в вопросе о придании публичной формы полемике с «Беседой» объясняется различием индивидуальных полемических стратегий участников «Арзамаса» (очевидно, что Дашков и Вяземский были настроены гораздо более воинственно, нежели Жуковский). С другой — оно является следствием смены общей стратегии «Арзамаса», зафиксированной в протоколе от 11 ноября 1815 года: здесь сказано о решении «заключить перемирие» с «Беседой», то есть, вероятно, прекратить с ней печатную полемику и «определить занятия „Арзамаса“» — программу деятельности общества, не связанную напрямую с критикой «Беседы». Практические последствия этого решения изложил в своем декабрьском письме Вяземскому Жуковский: «Твои пущенные эпиграммы не напечатаны для того, что