История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

После обеда Розенбаум, поблагодарив генерала за прием, а полковника — за приятную компанию, направился в гостиницу. Около семи часов вечера туда к нему стали подходить подчиненные ему агенты. Каждый из них принес с собой донесения, на основании которых импрессарио составил общее донесение о вчерашнем собрании. Затем разговор перешел на тему о создании новой сети сотрудников сыска, причем было решено оставить в ней тех из людей, которые были ранее привлечены к сотрудничеству Курнатовичем, и с которыми Розенбаум еще не встречался, а также добавить по его предложению еще четырех новых: Константина Кожуховского — старшего ткача фабрики Шайблера, Михаила Козакевича — рабочего по окраске тканей той же фабрики, Александра Леваневского — рабочего Зажевской мануфактуры, Зыгмунта Садовского — химика Видзевской мануфактуры. Последующая беседа в основном вращалась вокруг дальнейшей судьбы каждого из агентов. В частности, Иваницкий просил у Розенбаума протежировать его перед начальством для перевода во Влоцлавек, а Анджеевский — в Бельско (ранее австрийский Билитц), где у него имелись приятели на фабрике мануфактуры. Грапп выразил желание перебраться в Катовице, где на сталелитейном заводе работает его шурин Вернер Вредэ, и что он, Грапп, владея немецким языком, «на Гурном Шленске сможет принести большую пользу политической разведке, чем в Варшаве». Уже прощаясь, Розенбаум напомнил всем сотрудникам о необходимости завтра в назначенное время быть у генерала Поплавского.

На следующий день утром Розенбаум пошел к генералу, рассчитывая застать у него и Корвин-Пиотровского, но тот незадолго до этого уже уехал в Варшаву. Розенбаум доложил генералу о своем видении новой разведывательной сети в Лодзи и предложил новый состав агентуры. Просмотрев ее список, Поплавский заявил, что лично ему из числа представленных лиц, известны только Даниэль Гольмонт, Тадеуш Домбровский, Зенон Завадский, Зыгмунт Моравский, Григорий Возницкий; остальные фамилии ему неизвестны. При этом он высказал мнение о желательности сокращения этого списка из 15 человек до 10, мотивируя это тем, что «после нанесенного революционерам удара, они вряд ли захотят получить его во второй раз, а потому имеется возможность заподозренных в левых взглядах уже сажать под замок по одному и без всякого шума, а раз так все идет, то число агентов увеличивать не стоит…».

Розенбаум, разумеется, понял нажим генерала на последние слова, но тем не менее попросил у него разрешения высказать свое мнение по данному вопросу. Признав справедливость слов своего собеседника в отношении «сильного удара», нанесенного полицией по рабочему движению, он между тем заметил, что «нельзя и мысли допускать, что оставшиеся на свободе рабочие будут навечно подавлены в своих коммунистических настроениях. Пройдет время, и на смену арестованным придут новые люди, готовые на любые жертвы, поэтому на борьбу с революцией я смотрю несколько по-иному. Я видел русскую революцию, да и вы, господин генерал, служа в царской гвардейской кавалерии, видели то же самое, что и я. Разве не потворствовали революционерам ошибочные действия царского правительства, еще более вызывавшие своими непродуманными мерами ненависть к себе и государю всего народа. Нам, полякам, во избежание повторения этих ошибок, ни в коем случае нельзя терять бдительности и допустить, чтобы наша недавняя победа в Лодзи[21] обратилась в Пиррову победу. Нам надо не то что удвоить, а утроить силы политической разведки и еще глубже внедриться в среду враждебных нам элементов. Вот почему я настаиваю на сохранении в своем распоряжении всех заявленных сотрудников. Думаю, что они смогут, помимо всего прочего, объединить вокруг себя патриотическую и здоровую часть рабочих. Надо удержать ее от ухода в стан противника. Ведь если бы у нас не было опоры среди этой государственно-сознательной части лодзинских рабочих, то мы вряд ли бы достигли тех результатов, которые мы сегодня имеем».

Как это было и раньше, генерал не выразил прямо своего согласия с мнением доверенного лица госполиции, но в его поведении и словах («может быть вы и правы, судя по всему, ваша интуиция в рабочей среде вас до сих пор, кажется, не подводила») эта убежденность начинала чувствоваться достаточно определенно. После еще нескольких самых общих фраз генерал пожал Розенбауму руку, и тот вышел из кабинета.