Через несколько минут оба уже сидели в кабинете шефа польской госполиции. В ходе беседы с Розенбаумом генерал расспрашивал его о деталях налаженного им сыска в Лодзи, хотя для всех присутствующих было ясно, что вся эта беседа не что иное как дань форме, протоколу. В конце беседы шеф госполиции сказал доверенному лицу то, что, вероятно, хотел сказать в самом ее начале: «Господин командор, совершенно искренне признаюсь, что я не нахожу слов для выражения вам своей благодарности за содеянное вами в Лодзи и других городах района. Одно обещаю, что о вашем деле я специально доложу маршалу Пилсудскому». Долго пожимая Розенбауму руку, генерал Розвадовский одновременно дал указание Корвин-Пиотровскому выписать для доверенного лица пять тысяч злотых в качестве награды за работу. После этого полковник повел Розенбаума в свой кабинет, выписал на его имя чек, позвонил кассиру и приказал ему принести выписанную сумму прямо в кабинет. Там же награжденный этот чек и подписал. В этом жесте и внимании к своей персоне было что-то, заставившее его быть более уверенным в своих силах и возможностях. Вместе с тем он понимал, что в данный момент он сознательно поддавался обыкновенным человеческим слабостям, но Розенбаум не противился этому.
Перед выходом от Корвин-Пиотровского последний с улыбкой обратился к Розенбауму: «А теперь два дня гуляй, а 10-го утром приходи сюда. Сегодня буду ждать тебя в опере, думаю, мы заслужили хороший ужин. И вот тебе паспарту на все столичные театры». Пропуск на все театральные спектакли (в него полковник вписал кличку агента «Антоний Ружа») Розенбаум взял скорее как свидетельство о росте его агентурного престижа, но не более того, так как театральная Варшава его хорошо знала как известного импрессарио, и хорошие места на всех спектаклях ему были гарантированы.
Утром 10 марта, согласно имевшейся договоренности, Розенбаум был принят полковником в своем кабинете. Эту встречу Корвин-Пиотровский начал с сообщения, что по распоряжению генерала Розвадовского ему как доверенному лицу предоставляется двухмесячный отдых от политразведки, но за это время он должен подобрать себе соответствующий ансамбль, театральную группу для гастролей и разведывательной деятельности в новых районах Польши. При этом полковник предложил доверенному лицу право воспользоваться помощью его бывших сотрудников. Розенбаум сразу же попросил о переводе в помощь ему Кароля Граппа в городе Катовице, Эмилиана Анджеевского в городе Бельско, а Иваницкого во Влоцлавеке. На эти просьбы Корвин-Пиотровский ответил согласием, от себя добавив, что Курнатовича немедленно переведет в Варшаву. Начатый разговор был продолжен за завтраком в казино госполиции. В ходе его полковник стал сетовать на технические трудности, связанные со следствием в отношении арестованных недавно лиц, а также предстоящего над ними суда. Как он заметил, все это дело после окончания следствия будет доложено маршалу Пилсудскому и уже по усмотрению его будет решено, куда передавать все дело — в гражданский или военный суд. Генерал Розвадовский в своем докладе намерен убеждать маршала о передаче виновных в компетенцию особой сессии военного суда.
Затем Корвин-Пиотровский поинтересовался, как Розенбаум намерен провести свой двухмесячный отдых от дел по разведке. И тот ответил, что большую часть этого времени он будет находиться вместе со своей труппой, но если ему как-то и удастся урвать для настоящего отдыха хотя бы две-три недели, то он таковые хотел бы провести…в госпитале или санатории для нервнобольных: «Сейчас, после всего происшедшего, я действительно устал и нравственно, и физически, а потому хотел бы немного ни о чем не думать и ничего не делать. Два года совмещения административно-театральной и разведывательной работы вымотали меня окончательно. В настоящее время мой ансамбль находится в Кельцах и Люблине, куда переехал уже без меня, и я в полном неведении, что там делается…». Полковник вполне сочувственно отнесся к ситуации Розенбаума, но тем не менее для большей убедительности дважды сказал ему, что от обязанностей импрессарио он его не только не освободит, но таковые прямо вменяет ему в обязанности, так как вывеска импрессарио для политразведки столь же нужна, как пища и воздух для всякого живого существа. «Единственное, что в данном случае я могу для тебя сделать, — заметил полковник, — так это устроить в хороший санаторий доктора Сонгайло в Вилянове под Варшавой. Это я тебе обещаю».