История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

Выслушав информацию Козакевича, импрессарио вручил ему контромарку в театр на две особы и предложил сразу же после спектакля явиться к нему в гостиницу, а сам отправился в воеводский отдел госбезопасности. Генерал Поплавский встретил Розенбаума особенно любезно, подчеркнув, что он «еще раз убедился в правильности взгляда на увеличение сети сотрудников в городе, так как Лодзь в революционном отношении представляет действующий вулкан. Даже после известных массовых арестов нам пришлось взять только в последнее время под стражу около двухсот человек…». При этом генерал предложил осмотреть массу компрометирующих арестованных лиц материалов. После беглого просмотра их генерал спросил Розенбаума: «Ну что, как вам это нравиться?». На это последний ответил: «Конечно же, нынешнее положение вещей мне совсем не по вкусу, но одно удовлетворяет меня — это то, что я не ошибся в своих прогнозах о необходимости увеличения числа сотрудников, и то, что последние устраивают вас своей работой». «Да, это толковые люди, особенно Козакевич и Садовский», — заметил генерал. И тут же спросил собеседника, как долго он собирается оставаться в Лодзи. Розенбаум ответил, что собирается быть в городе до конца гастролей ансамбля и пригласил Поплавского «сделать честь ему и всей труппе своим посещением театра». На прощание генерал сказал, что завтра обязательно будет с женой в театре, и в свою очередь пригласил импрессарио к себе в воскресенье на домашний обед.

В тот же день после спектакля Розенбаум беседовал у себя в номере с Козакевичем и Садовским об общем состоянии дел в Лодзи. Ему хотелось послушать Садовского, якобы отличавшегося аналитическим мышлением. Последний, в частности, заметил, что в последние пять-семь дней среди рабочих города и предместий заметна какая-то нервозность, неуверенность в себе и даже боязнь. Это особенно заметно среди еврейского населения городских окраин. Есть основание считать, что центр прокоммунистического движения начал перемещаться с окраин, из фабрично-заводских предместий в центр города, где докопаться до нитей управления этим движением гораздо сложнее, чем на производстве, где каждый рабочий на виду и всем известен. «Должен заметить, — продолжил Садовский, — что главными руководителями и инспекторами революционного движения в городе, как и прежде, являются евреи».

Между тем подходило время отъезда Козакевича в Варшаву для встречи с Корвин-Пиотровским. После кратких наставлений импрессарио сотрудники распрощались. До приезда Козакевича ничего особенного для Розенбаума в Лодзи не наблюдалось, и он был поглощен театральным администрированием. Возвратившись из Варшавы, Михаил Козакевич привез ему письмо от полковника, в котором последний сообщал, что Козакевич произвел на него очень хорошее впечатление, так как в нем «чувствуется толковость, точность в высказывании своих мыслей и большой патриотизм». Все это позволило Корвин-Пиотровскому не только зачислить его в число штатных агентов, но и доверить ведение политразведки в Лодзи, изредка лишь контролируя его работу.

Во второй половине апреля, завершив гастроли в Лодзи, Розенбаум вместе с труппой прибыл в Кутно. Здесь он прежде всего поспешил повидаться со своим сотрудником Вильгельмом Вернером, который о политической ситуации в городе сообщил следующее: «Так случилось, что мой выход из больницы совпал с большими арестами на предприятиях города. Были арестованы более тысячи человек по подозрению в участии в коммунистическом движении. Однако, не знаю, по каким причинам, на свободе осталось еще много таких лиц, место которых в тюрьме. Их список я составил, большинство из записанных в него мне известны по их связям с организацией «Чэрвоны Штандар». Всех их я стараюсь держать в поле зрения, а с одним из них, столяром Шлемой Фридманом, даже вчера беседовал. С улыбкой на лице он сказал мне, естественно, считая меня членом организации «Чэрвоны Штандар», следующее: «Многих дельных людей позабирали, но самые толковые на свободе летают и делают наше дело…». При этих словах Вернер передал Розенбауму упомянутый список, содержавший 34 фамилии. Импрессарио поручил агенту продолжать дальнейшую слежку за подозрительными лицами, а сам решил на следующий день съездить в Варшаву к Корвин-Пиотровскому. Между Варшавой и Кутно курсировало в сутки немало поездов (езды до столицы было всего около трех часов), и это позволяло, выехав рано утром курьерским, к вечеру же свободно вернуться обратно.