Завязался общий разговор, незаметно перешедший на рабочий и еврейский вопросы. Из сказанного за столом у агента сложилось твердое мнение, что все его собеседники — в душе коммунисты, но, тем не менее, в интересах дела выразил им свое полное сочувствие, вручив новоприбывшим по контрамарке на две особы, с надписью на каждой «для рабочих типографии Лапина». Новым знакомым это очень пришлось по душе, а Цейтнер сразу стал расхваливать русскую труппу. Но тут поднялась хозяйка и сказала, обращаясь к Розенбауму: «А теперь я вас угощу нашим традиционным кухэном и цимесом». И с этими словами пошла на кухню. На нею последовал Либерман, и до агента долетела фраза, сказанная им там на жаргоне: «Он, мне кажется, хороший малый, как я еврей», и ответ хозяйки: «Этот человек с большим сердцем для нас, евреев». Через пару минут они вернулись в комнату, и жена Цейтнера поставила на стол обещанные кухэн и цимес — вкуснейшее блюдо со сладкой морковью. С удовольствием отведав его, Розенбаум взял бутылку пейсаховки, налил каждому по рюмке и провозгласил тост: «За здоровье милых хозяев и за лучшую долю гродненских рабочих». Здравица была с восторгом подхвачена, после чего к ее автору подошел Лейзерович, и протягивая руку сказал: «Если бы таких, как вы, было бы среди гоев (т. е.христиан — В.Ч.) больше, то жизнь евреев в Польше была иная. Но все равно, что бы ни случилось, жизнь евреев и всего рабочего класса здесь вскоре изменится к лучшему, и мы еще покажем нашу силу и единение. Да здравствует союз свободных рабочих!». Розенбаум снова налил в рюмки пейсаховки и, сочувствуя только что сказанному, произнес: «Это подлинное единение, когда несть ни эллинов, ни иудеев». И добавил: «Так выпьем за Свободу!». Все осушили рюмки и стали прощаться. Первым откланялся импрессарио, сославшись на то, что ему нужно к шести вечера открывать театральную кассу. На прощание он сказал: «Надеюсь всех вас видеть сегодня на спектакле. Будет знаменитая пьеса по Леониду Андрееву — «Рассказ о семи повешенных». Все пообещали быть, и Розенбаум ушел.
Вечером, как и было обещано, в театр пришли все владельцы контромарок, а после окончания спектакля по приглашению Розенбаума супруги Цейтнер, Либерман и Лейзерович дружно пошли в ресторан-кухмистерскую, где отдельный кабинет предусмотрительно был уже заказан импрессарио. Вначале разговор шел о пьесе, которая новым знакомым «сильно понравилась», затем Розенбаум перевел его на тему о положении рабочих, которым, как заметил он вскользь, «несомненно, следует организовываться в союзы». На это Либерман, тоном неслучайного в этом деле человека, ответил: «Легко сказать — организоваться: легальные профсоюзы ничего рабочему не дают, а независимость от произвола владельца грозит увольнением; сейчас же на место одного уволенного можно найти десяток желающих трудиться за бесценок. Думаю, что необходимо переустраивать весь государственный аппарат на социалистический лад, а для этого необходим подходящий момент, и к нему надо готовиться в кружках «Свободного Рабочего» — организации, центр которой находится в Лодзи. Эта организация выступает в поддержку не только промышленных рабочих, но и всех людей труда». «Вот возьмем вашу труппу, — сказал Либерман, обратившись к Розенбауму, — сегодня у вас сбор был хороший, а львиная доля дохода все равно попадет в карман директора. Не так ли?». И тут уже импрессарио самому пришлось рассказать об организации театрального дела, его трудностях, о нищенских заработках актеров. Цейтнер и Лейзерович со своими репликами тоже участвовали в разговоре, и только разрумянившаяся молодая жена Цейтнера думала с улыбкой о чем-то своем. В этот момент Розенбаум достал портмоне, вынул 25 злотых и передал их Либер-ману со словами: «Дорогой товарищ Либерман, примите от меня посильную лепту на организацию «Свободный Рабочий». Эта сумма небольшая, но в данное время она для меня все же нечто представляет». Последний принял эти деньги и серьезно спросил: «Даете ли вы это только как единовременную помощь, или вас можно считать нашим членом? Тогда я это дело оформлю?». Розенбаум попросил считать себя членом организации и вместо настоящего имени назвал свой театральный псевдоним — Эдвард Ружицкий. Все зааплодировали.
Такой поворот встречи вызвал необычайный подъем у всех присутствующих, вследствие чего Цейтнер высказал пожелание «познакомить товарища Ружицкого с нашим комитетом и официально ввести его в члены нашей ячейки». Либерман поддержал это предложение, и тут же нашли поручителей (рекомендующих) — Лейзеровича и Розу Цейтнер, работавшую сортировщицей в упаковочном цехе фабрики Шерешевского. В тот же вечер Розенбауму удалось узнать, что все присутствующие — члены КРПП (Коммунистической рабочей партии Польши), а также что «Свободный Рабочий» — это ее «воспитательная организация, или школа политической борьбы». Назывались тогда и имена ее гродненских руководителей — Антония Александровича и Шмуэля Шкляровского.