История и сага

Смысловая близость прорицания вёльвы в «Старшей Эдде» и прорицания Хульд в «Саге об Инглингах» несомненна. Поэтому можно, как нам кажется, допустить, что эддическое прорицание вёльвы оказало влияние на Снорри, когда он писал об истоках кровавой вражды в роду Инглингов. «Ynglingatal» известна нам по цитатам, которые приводятся в королевских сагах; однако в этих отрывках из поэмы Тьодольфа нет упоминаний о проклятье Хульд, и можно предположить, что оно является позднейшим измышлением, навеянным «Прорицанием вёльвы». Не столь существенно, был ли этот мотив введен кем-то из предшественников Снорри или им самим, — все равно справедливо допущение о влиянии на него темы внутриродовой кровавой розни, предрекаемой эддической песнью, ибо заключенные в ней космологические и эсхатологические идеи были очень популярны. Известно, насколько интенсивно использовал Снорри эту песнь в «Эдде».[30]

Если такое предположение оправданно, то вся история восходящих к Инглингам конунгов Норвегии предстает в еще более драматическом виде. Она оказывается составной частью общемировой драмы, завершающейся гибелью мира. Для читателей Снорри в XIII в., прекрасно знавших эддическую поэзию и мифологию, история норвежских конунгов должна была развертываться на фоне величественного трагического мифа. И даже если к этому времени Снорри и его современники уже не разделяли непосредственной веры в языческие легенды и пророчества, то они отнюдь не утратили к ним интереса.

Именно миф и идея судьбы дают Снорри средство для осмысления истории норвежских королей, родословную которых Снорри ведет от языческих богов или «культурных героев». Трагическая тема внутриродовой вражды восходит к чисто языческим представлениям и концентрируется вокруг дохристианской системы ценностей, воплощенной здесь в проблеме родовых отношений, ибо источник трагедии Инглингов — нарушение запрета враждовать с сородичами.

Идеал государя

Пророчество О?дина о господстве его рода на Севере и проклятье вёльвы образуют мифологический фон, на котором развертывается реальная история Норвегии.

Судьба отдельного конунга — это его личная судьба, но судьбы выдающихся вождей, переплетаясь и вступая в конфликт между собой, образуют ткань истории, как она рисуется Снорри. К тому же норвежские конунги при всех своих индивидуальных особенностях прежде всего представители королевского рода, и если каждая из саг «Хеймскринглы» рассказывает о жизненном пути одного из конунгов, корпус всех этих саг вместе образует стройное и законченное целое — сагу о норвежском королевском роде, по отношению к которой отдельная сага — лишь одно звено.

История для Снорри — результат конфликтов между людьми, выполняющими веления своей судьбы и руководствующимися определенными нормами. Поскольку главными носителями «исторического начала» в «Хеймскрингле» являются конунги, характеристике каждого из них придается большое значение. В «портретах» государей запечатлены определенные идеалы и ценности. Уже это обстоятельство обязывает нас обратиться к вопросу об идеальном конунге, каким он рисуется сознанию средневекового скандинава. Вместе с тем было бы важно выяснить, как соотнесены между собой отдельные описания конунгов, не скомпонованы ли они в сагах применительно к некоему ритму?

Перед читателем «Хеймскринглы» проходит длинная вереница норвежских конунгов. Каждому из них Снорри считает необходимым дать хотя бы краткую характеристику. Помимо оценки государя, как правило, опирающейся на мнение его современников, в сагах можно найти множество фактов, проливающих свет на его достоинства или недостатки. На первый взгляд, «портреты» конунгов кажутся довольно однообразными. И в самом деле, они подчиняются определенному стереотипу, и очень многие черты с небольшими вариациями переходят от конунга к конунгу. Создается впечатление, что у Снорри имелась своего рода «модель» идеального государя. Какова она? Каковы этические требования, которые предъявлялись скандинавами к своим вождям? Кроме того, любопытно было бы сопоставить отдельные характеристики конунгов. Тогда, вероятно, удалось бы увидеть, одинаковы ли образы древних и новых правителей Норвегии.

Можно заранее сказать, что «портреты» первых конунгов, изрядно отстоявших от времени, когда писалась «Хеймскрингла», представляют собой расцвеченную легенду, «портреты» же конунгов XII в., о которых еще могли помнить, создавались с учетом кое-каких фактических данных. Тем более интересно установить, в какой мере Снорри считался с этими фактами, а в какой подчинял их априорной схеме.