Когда по возвращении из заморских походов Олаф заявил на собрании конунгов Уппланда о своих притязаниях на норвежский престол, Сигурд Свинья вспомнил в своей речи о детских поступках пасынка и отметил большую разницу между его собственным отношением к жизни, которое он назвал «незначительностью», и «высоким духом», «великими планами», вынашиваемыми Олафом.
Со временем, утвердившись в Норвегии и приступив к последовательному обращению ее населения в «истинную веру», Олаф обнаружил черты, в большей мере отвечавшие идеалу христианского государя, чем военного вождя. Снорри пишет, что он обычно вставал рано утром и шел в церковь слушать службу. Затем он приступал к беседам с людьми, нуждавшимися в его суде и решении, приглашая к себе «всех наиболее разумных». Он часто приказывал излагать ему содержание законов, установленных в Трандхейме Хаконом Добрым, и изменял право в лучшую сторону. По совету епископа и священников он утвердил христианское право, заботился об искоренении язычества и старых обычаев, противоречивших христианству. Олаф вел чистую жизнь и усердно молился, почувствовав же умаление своей власти и возросшее сопротивление бондов, он всецело сосредоточился на служении богу. Теперь Снорри подчеркивает иные свойства Олафа Харальдссона: приятное расположение духа, немногословность; из традиционного набора признаков конунга упоминаются лишь щедрость и жадность до богатств. Мы уже видели, что эти качества не находились по тогдашним представлениям в противоречии между собой, ибо жадность означала страсть к захвату имущества, но не скопидомство, и если последнее осуждалось как низость, то стремление накопить сокровища признавалось необходимым коррелятом щедрости, — лишь собравший много добра вождь мог широкой рукой раздавать его приближенным.
Таким образом, в облике Олафа Харальдссона появляется ряд новых черт, существенно видоизменяющих традиционный идеал в пользу «иконы» христианского короля. В повествовании о последнем периоде жизни Олафа нарастает тема его грядущей святости, описываются чудеса и знамения. Но, по убеждению Снорри, лишь гибель Олафа полностью раскрывает его святость и предназначение на роль «вечного короля Норвегии», небесного покровителя ее конунгов.
Характеристика его сына Магнуса Доброго содержит мало индивидуальных признаков и скорее рассчитана на демонстрацию соответствия данного конунга идеальному типу.
Традиционному типу конунга полностью отвечал и преемник Магнуса Доброго на норвежском престоле Харальд Сигурдарсон — сводный брат святого Олафа. На протяжении всей своей жизни — и в то время, когда он ходил в заморские походы и служил во главе варягов в Византийской империи, и после того, как стал конунгом Норвегии, — Харальд оставался по преимуществу военным вождем, прославившимся благодаря исключительной храбрости, решительности и удачливости. Однако по отношению к жителям Норвегии он вел себя во многом так же, как и в экспедициях в чужих пределах: жестоко подавлял мятежи бондов, беспощадно расправлялся с непокорными, заслужив прозвище Жестокий Правитель (har?ra?r). Этот последний великий викинг на норвежском престоле погиб при попытке завоевать Англию.
Харальд был сыном Сигурда Свиньи, который, как мы уже знаем, не отличался честолюбием. Но Харальд вырос непохожим на отца. Снорри рассказывает, что, когда мальчику исполнилось всего три года, его вместе с двумя старшими братьями посадил к себе на колени Олаф Харальдссон, гостивший у матери. Старшие мальчики заплакали от страха, когда их сводный брат, забавляясь с ними, состроил страшную мину, Харальд же не испугался грозного взгляда. Тогда Олаф дернул его за волосы, но мальчик, не растерявшись, схватил его за ус. Олаф сказал:
— Похоже на то, что ты, родич, будешь мстительным.
Различны были и игры братьев. Старшие играли со скотом, а Харальд пускал в пруду щепки, называя их боевыми кораблями. Олаф сказал: