Умерщвлять «циклоном» было гораздо проще, чем угарным газом. К тому же, химикат продавался в магазине. Он состоял из кизельгура, синильной кислоты, стабилизирующего и оповещающего вещества и помещался в консервной банке. Кизельгур часто используется в промышленности в качестве стабилизатора; этот минерал принес славу Альфреду Нобелю, предложившему подмешивать его в тринитроглицерин для повышения стойкости и предотвращения детонации. Кизельгур впитывает в себя синильную кислоту, как промокашка чернила.
Приблизительно 20 % веса инсектицида приходится на цианистоводородную кислоту. Химический стабилизатор, например, хлороформ, препятствует ее разложению, иными словами, полимеризации. Вследствие высокой токсичности препарата в него следует добавлять какое-нибудь слезоточивое или раздражающее вещество, которое могло бы вовремя предупредить об опасности отравления. Ведь пары синильной кислоты действуют с огромной скоростью, моментально тормозя процесс окисления в клетках. 0,3 % считается смертельной их концентрацией в воздухе.
В Аушвице людей сначала загоняли в маленькую газонепроницаемую комнатку, затем ждали, пока температура в ней повысится до нужной отметки, и забрасывали через слуховое окошко или вентиляционный люк порошкообразный препарат, пропитанный ядом. При температуре 20 градусов Цельсия и выше синильная кислота мгновенно улетучивалась, и ее пары заполняли пространство между узниками и потолком. В самый разгар зимы приходилось иногда ждать минут десять, пока жертвы «надышат» нужную температуру. Затем все происходило очень быстро; те, кто находился в непосредственной близости от окошка или люка, умирали мгновенно. Остальные трепыхались и кричали, судорожно хватая губами воздух. Вскоре крики сменялись хрипом, и уже через несколько минут все лежали на полу. Спустя полчаса после газопуска дверь открывали и включали вентиляцию. Бригады узников разгребали груды мертвецов и выносили тела, пока они еще не окоченели и не посинели.
После этого трупы поднимали на лифте к кремационным печам. Большая лагерная труба денно и нощно изрыгала в воздух клубы тошнотворного дыма. В 1942 году Аушвиц столкнулся с той же деликатной проблемой, что и в свое время Бельзен и Треблинка. Машина истребления работала в таком головокружительном темпе, что печи за ней не поспевали, и поэтому пришлось хоронить часть тел в братских могилах. Летом 1942 года сам Гиммлер приехал осмотреть лагерь. Все немыслимые зверства, творившиеся там, он принял как должное, вероятно, позабыв о том, что ему самому придется за них отвечать.
Через некоторое время поступил приказ любым путем сжечь трупы, сваленные в могилы. С этой целью использовали все подручные горючие материалы: в первую очередь, дерево, затем бензин, метанол и отработанные масла.
Вокруг на десятки квадратных километров стоял невыносимый смрад; над лагерями вздымались языки адского пламени, их тревожные отсветы видны были издалека. Окрестное население наблюдало за тем, как в лагеря партиями свозили узников, как возвращались назад пустые вагоны, а в небо непрестанно валил удушливый дым. Поначалу люди лишь строили догадки, но вскоре у них уже не оставалось никаких сомнений: за густой колючей проволокой творится что-то ужасное. Несмотря на то, что эсэсовцы старались хранить все в строжайшем секрете и сурово наказывали распространителей слухов, население уже было в курсе.
Все словно бы ополчились против эсэсовского начальства: даже местные сотрудники противовоздушной обороны возражали против того, чтобы костры разжигали под открытым небом: ведь ночью огонь видно с далекого расстояния и даже при затемнении никто их не гасит. С другой стороны, кремационные печи так сильно перегревались, что в фундаменте начали образовываться трещины.
К концу лета 1942 года приказ рейхсфюрера был выполнен; могилы опорожнили, сто семь тысяч человек сожгли, а их кости смололи в костедробилках, подсыпав их затем в цемент или тайно выбросив в Вислу. Все эти операции выполняли бригады узников, которых в скором времени ждала та же участь.
Самая «горячая» пора наступила в Аушвице в 1944 году, когда партии евреев из Венгрии по специальной железной дороге направляли прямиком в крематории. 90 % этих несчастных сразу же заводили в газовые камеры, остальных пока не трогали. К тому времени всего-навсего три печи могли еще работать двадцать четыре часа в сутки, другие не выдерживали этот темп, и поэтому их не эксплуатировали. Так что все равно приходилось выкапывать секретные котлованы для сжигания «излишков продукции» по мере их накопления. Эти ямы достигали шести с половиной метров в ширину. В них можно было уничтожать по тысяче трупов в час.