История Японии. Между Китаем и Тихим океаном

Второй кризис разразился почти тогда же в Симоносэки, на западной оконечности главного острова. Этой областью, которую называли Тёсю, с XVI в. управляло семейство Мори. Представители этого рода, не признававшие действий сёгуната и отныне убежденные сторонники исключительно императорской власти, очень болезненно отреагировали на Канагавский договор — они обвинили сёгуна в том, что он отдает Японию иностранцам. Националистические страсти распалялись еще и оттого, что из Тёсю нередко видели корабли, крейсирующие неподалеку, что могло восприниматься как угроза. Ситуация стала настолько напряженной, что в июне и июле 1863 г. некоторые из этих судов подверглись нападениям японцев; их сразу отразили, но экипажи их восприняли тем с большим возмущением, что они были неожиданными и противоречили духу договоров. Ответ почти не заставил себя ждать: в 1864 г. союзные западные силы обстреляли порт Симоносэки, высадились и взорвали как склады боеприпасов, так и укрепления города. Сёгуну оставалось только начать переговоры о мире, что он и сделал, но ему пришлось расплачиваться разрешениями на торговлю, потому что он не мог выплатить огромную денежную компенсацию, которую потребовали союзники. Так снова наступил мир, в первую очередь благодаря услугам посредника нового типа — Иноуэ Каору (1835–1915). Он принадлежал к классу самураев и только что, в 1863 г., уехал в Англию, сопровождая Ито Хиробуми (1841–1909), который позже сыграет важнейшую роль в модернизации японских институтов; однако Каору был послан не сёгуном, а непосредственно своим сувереном, даймё Тёсю. Напряженные отношения между Востоком и Западом не затронули только коммерсантов, устных переводчиков, обучившихся своему ремеслу на практике, и ученых — чаще всего медиков и фармацевтов, — уполномоченных для общения с голландцами. Посредником становился самурай, чаще провинциальный, и социальное положение этого человека, что отношения, по природе более близкие к политическим, можно установить если не с сёгунской столицей, то по крайней мере с какой-то провинцией. Для этого были веские основания — Иноуэ Каору уже осознал, какую выгоду сможет извлечь из прочного союза с европейцами; он быстро сообразил, что в благодарность за кое-какие плодотворные переговоры британцы — которые с 1859 г. фактически обеспечивали 80 % объема внешней торговли Японии — охотно продадут ему современное оружие, а оно позволит ему свергнуть сегуна и привести к власти своих друзей и друзей своего даймё, сторонников императора.

Однако сёгунат несомненно не оставался настолько слепым и косным, каким его изображали даймё Запада. В 1862 г. Эномото Такэаки (1836–1908) официально выехал в Голландию с очень конкретной миссией: разобраться в кораблестроении, постичь тайны тех кораблей, техническое превосходство и огневая мощь которых вынудили Японию отказаться от традиционной политики закрытости. Позже этот человек станет важным политическим деятелем, но это уже другая история.

Так, в одном году больше, в другом меньше и часто с целями, противоречащими одна другой, японцы вновь начали разъезжать по миру, как в крепко забытую эпоху, когда они занимались пиратством у юго-восточного побережья континента. В 1862 г. японское судно прибыло в Шанхай; за ним постепенно последовали и другие, и издатели архипелага дрались за рассказы о путешествиях в Китай, который вызывал такое восхищение; однако с годами рассказчики создавали все более общедоступный и реалистичный образ Китая, ставший под конец негативным.

Ёсинобу и конец режима

В 1867 г. пост сёгуна вследствие смерти отца перешел к Токугава Ёсинобу. Он принял это бремя, или эту честь, с настороженностью, и будущее подтвердило, что он был прав (он этого еще не знал или уже предчувствовал?): его правление не продлилось и года. Тем не менее этот человек, не отрекаясь от своей участи, смело пошел по пути реформ: пусть никто толком не знал, куда они могут или должны привести, они представлялись неизбежными. В самом деле, уже больше десяти лет в Японии копилась гремучая смесь: непрерывно укреплялось иностранное присутствие, происходил неконтролируемый рост центробежных сил внутри самого сёгунского правительства и усиливалось все более мощное националистическое течение, призывавшее к реставрации императорской власти.