История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг.

Большевики приучили народ поклонению своим вождям. Характерный пример в этой связи. 6 октября 2005 года в передаче «К барьеру!» на канале НТВ во время обсуждения вопроса о выносе мумии Ленина из мавзолея, Александр Проханов, главный редактор российской шовинистической газеты «Завтра» (до 1991 года она называлась «День»), категорически выступил против. Он сказал, что делать этого нельзя потому, что для многих миллионов бывших советских граждан Ленин — святой. Мощи Ленина он приравнял к мощам христианских святых!

Действительно, большевики изначально сделали своих руководителей объектами почти религиозного преклонения масс. Они утверждали, что именно вожди партии воплощают волю «трудового народа». Большевики ставили своих вождей выше царей, почти на уровень Бога. Таким было их отношение к Ленину, затем — к Сталину. Поэт писал в 1924 году по поводу смерти Ленина:

«Сейчас прозвучали б слова чудотворца,
Чтоб нам умереть и его разбудят, —
Плотина улиц враспашку растворится,
И с песней насмерть ринутся люди»…

Аналогичного отношения народа большевики требовали к руководителям всех уровней своей власти. И действительно, всякий представитель партийной номенклатуры реально был «царём» для своих подчинённых на том участке (в наркомате, на заводе, в воинской части, в учреждении, даже в бане), руководство которым ему доверило вышестоящее партийное руководство (отнюдь не народ).

Эта власть была абсолютной. Например, губернатор в дореволюционной России не мог поступать, как ему вздумается, не только с дворянами, но и с представителями других сословий. Он подчинялся законам, общественному мнению, понятиям о «приличиях», о христианском милосердии и т. д. Да что там губернатор! Даже царь-самодержец в XIX и XX веке вынужден был учитывать «мнение общества», честь и достоинство привилегированной части нации. Зато любой секретарь райкома партии, тем более обкома или ЦК, особенно в 30-е и 40-е годы, мог сделать что угодно с любым человеком в своем районе (области, республике): выгнать с работы, посадить в тюрьму, даже казнить. Это подтверждают тысячи конкретных историй, опубликованных в печати после 1991 года.

Кстати говоря, наша семья испытала это на себе. Так получилось, что из-за моего отца секретарь одного из райкомов партии Минска получил «втык» в ЦК. Этого оказалось достаточным для того, чтобы он приказал сотрудникам прокуратуры состряпать «дело» против ни в чем не повинного пожилого больного человека и добился того, что отец «загремел» в тюрьму. Правда, потом органы прокурорского надзора СССР отменили приговор «ввиду отсутствия состава преступления», но к тому моменту отец провёл за решеткой, с учётом предварительного заключения, 10 месяцев и вернулся домой чуть живой. И случилось это вовсе не в 1937 году, а в 1967, то есть, в эпоху всеобщего торжества «социалистической законности».

Большевистские идеологи проповедовали примат материальной сферы жизни над духовной (известный тезис Маркса «бытие определяет сознание», в противовес библейскому тезису «в начале было слово»). Отсюда следовало отрицание духовных ценностей.

Но, отказавшись от духовных достижений европейской цивилизации за две тысячи лет, воплощённых в догматах христианской религии, понятиях и концепциях гуманистической культуры, советские люди закономерно превратились в аморальных существ, крайне неразборчивых в средствах достижения своих эгоистических целей, не отягощённых никакими этическими нормами. Большевики (а затем по их примеру национал-социалисты) оклеветали, подвергли осмеянию то, что традиционно было святым для европейцев: веру в Бога, сознание своей грешности, понятие совести, идеалы сострадания и милосердия, вообще идею человечности как таковую.

Интересное наблюдение относительно советских людей есть в воспоминаниях западнобеларуской поэтессы-эмигрантки Ларисы Гениюш, впервые увидевшей «новых людей» в Праге в 1945 году:

«Мы очень разочаровывались в так называемых «советских» людях-беларусах, они шли на любой обман ради достижения своих шкурных целей, не зная никакой этики. Они были ловкие и хитрые, их методы были иногда страшными. Это были волки. Никакой доброты или милосердия, никаких ограничений для зла. Разговор с ними не окрылял, а настораживал тем, что они принижали лучшее в людях и человечности».