История Индий

Что же касается Педрариаса, то он, назначив по настоянию испанцев лиценциата Эспиносу капитан-генералом, вернулся затем в город Аклу, чтобы осуществить свое намерение — основать новое поселение на берегу Южного моря, и с этой целью приказал лиценциату Эспиносе взять с собой часть людей, которые находились в земле Покоросы, и отправиться в сторону Панамы, где расположен узенький перешеек, отделяющий одно море от другого, — его Педрариас и решил заселить. А сам Педрариас со своими людьми на нескольких кораблях поплыл в направлении острова Табога и из осторожности объявил, что отправляется на поиски сокровищ Южного моря; а цель его заключалась в том, чтобы утомить людей, которые, как он рассчитывал, убедившись в бесплодности своих поисков, согласятся осесть и поселиться даже в этой, вызывавшей у них отвращение, мрачной, покрытой лесами и болотами панамской земле. И вот в то самое время, как туда прибыл Эспиноса со своими людьми, там же оказался и Педрариас, приплывший от острова Табога, и так они оба сошлись у этой земли, и Педрариас снова завел разговор, что надо бы эту местность заселить, тем более что, по словам некоего Бартоломе, на этом берегу есть удобная, вместительная и тихая гавань, в которой при отливе вода отступает почти на пол-лиги; и действительно, вскоре они надежно укрыли свои суда в этой гавани, чему Педрариас был очень рад. Однако в тот раз ему не удалось осуществить свои намерения из-за того, что его люди норовили грабить селения и воровать там золото, а индейцев брать в плен и угонять в неволю; заставить же этих испанцев сидеть в своих поселениях было не менее трудно, чем запереться в монастырь со строгим уставом, потому что все они привыкли жить как вздумается и ездить куда захочется. И тогда Педрариас решил разогнать их по разным местам и утомить еще больше, предоставив им занятие по вкусу: он велел Эспиносе взять 150 человек, погрузить, их на один из кораблей и на несколько каноэ, которые у них там были, и отправиться на поиски оставшегося у индейцев золота, отобранного ими у Бадахоса. И они с большой охотой отправились в путь, доплыли до материка, а затем двинулись в челнах вверх по реке Париба или Парис, о которой говорилось выше, высадились в густом лесу, а когда рассвело, ворвались в селение и перебили или взяли в плен всех индейцев, которые им попались; придя в дом царя и касика по имени Кутара, они застали его мертвым, а вокруг него лежали различные золотые вещи и украшения — всего более чем на 30 000 песо золота, часть которого принадлежала самому Кутаре, а часть была отнята у Бадахоса — все это золото индейцы приготовили, чтобы закопать вместе с мертвым касиком. Так было наконец удовлетворено вожделение Педрариаса и других испанцев, задавшихся целью во что бы то ни стало завладеть отнятым индейцами у Бадахоса золотом, которое оплакивали они все, и не менее других епископ Бургосский, говоря, что по вине Бадахоса и из-за его небрежности Кастилия потерпела значительный урон, хотя на самом деле это золото испанцы украли у его истинных хозяев и владельцев с помощью постыдных злодеяний. Затем Эспиноса и его люди сели в свои челны и вернулись к устью реки, где их ожидал корабль, и оттуда Эспиноса послал нескольких индейцев из числа тех, которых они захватили в плен, приказав им привести к нему преемника умершего касика, и этот преемник, совсем еще мальчик, охваченный страхом, пришел, принес в дар золото и умолял отпустить тех индейцев, которых испанцы взяли в плен, и, говорят, Эспиноса так и сделал; правда, я не знаю, отдал ли он всех пленных. Захватив столь богатую добычу, довольные своей удачей и выпавшим на их долю счастьем, испанцы подняли паруса, зашли в землю короля Паракета, запаслись там маисом и продуктами, а затем двинулись обратно к берегам Панамы, где их ожидал Педрариас с остальными людьми, и были восторженно встречены ими как победители. Педрариас по своему обыкновению решил схитрить и приказал закопать золото, а затем стал снова убеждать испанцев, что необходимо здесь поселиться, но они, как и прежде, не соглашались. Тогда он в гневе воскликнул: «Что ж, если не хотите, выкапывайте это золото и вернем его тем, кому оно принадлежит — касику Кутаре и его подданным, ибо так мне приказали поступить отцы-иеронимиты, а сами поедем в Кастилию, я там с голоду не умру». Услышав эти слова, очень их испугавшие, испанцы, в том числе и лиценциат Эспиноса, уступили и заявили, что готовы поселиться на этом побережье, но немного южнее, где есть луга, на которых можно пасти скот, и все, что необходимо для постройки домов; Педрариас, сделав вид, что согласен с ними, сказал: «Прежде чем удобно разместиться в том месте, которое вы указали, давайте построим жилища в этой гавани, когда же будем переселяться, бросим эти дома из соломы и мало что потеряем». Все согласились на это, и тогда Педрариас приказал писцу составить бумагу о том, что он, Педрариас, основывает на этом берегу город, который, именем господа бога, и ее величества королевы Хуаны, и сына ее дона Карлоса, будет называться Панама, и клянется защищать упомянутый город от всех его врагов; и с того времени, а это произошло в 1519 году, город этот там стоит и будет стоять до тех пор, пока господь бог считает нужным наказывать всех тех, кто проезжает через него в Перу и в другие заморские края для того, чтобы грабить чужие земли, а также притеснять и обращать в рабство людей, которые мирно там жили; известно ведь, что за 25 или 28 лет в этом городе и в городе Номбре дель Дьос умерло от различных тяжелых болезней более 40 000 человек, прибывших из Испании, так как климат там страшно жаркий и влажный; и можно только поражаться слепоте членов Королевского совета и всех тех, кого туда посылали в качестве правителей, ибо они, отлично зная, насколько вредоносны эти оба места, ни разу не сделали попытки перенести куда-нибудь названные города, хотя на берегах обоих морей есть хорошие места и гавани. Но за грехи, которые они приезжают туда совершать, господь не дает им способности увидеть и понять, какой ущерб они причиняют Испании. А Педрариас распределил между поселившимися там испанцами все поселения индейцев, и так был навсегда положен конец их счастливой жизни.