Торговля, как внутри все более расширявшегося мира Хараппы, так и за его пределами, была, безусловно, важнейшим фактором, стимулировавшим развитие культуры. Ни олово, необходимое для изготовления бронзы, ни многие камни, вроде бирюзы или мыльного камня, не встречаются ни в долине Инда, ни где-либо поблизости. Значит, их привозили издалека. Точно так же очевидно, что культуры Месопотамии получали многое из Хараппы: медь, золото, древесина, слоновая кость и, возможно, хлопковые ткани. Хараппские печати и их отпечатки найдены во многих шумерских поселениях, а в шумерских документах часто упоминаются отношения с некими удаленными местами, называвшимися «Дильмун», «Маган» и «Мелухха». Первое, вероятно, находилось в Персидском заливе, возможно, это Бахрейн, служивший перевалочным пунктом. «Маган» обычно ассоциируется с прибрежными районами Ирана и Белуджистана, современным Макранским побережьем. А вот «Мелухха», судяпотем товарам, которые шли оттуда, путем дедукции связывается с цивилизацией Хараппы. Правда, против этой гипотезы имеются возражения. Месопотамцы утверждали, что однажды завоевали «Мелухху», хотя археологических подтверждений этому нет. А позднее «Мелухху» обычно связывали с африканским побережьем. Однако, несмотря на это, шумерские упоминания о «судах из Мелуххи», которые царь Саргон Великий «заставил причаливать у стен Агады», указывают на связь с миром Хараппы.
Значение хараппской (или «мелуххской») торговли, все современные рассуждения о ней основываются в основном на хараппских печатях. Эти печати, сделанные обычно из мыльного камня (стеатита), в большинстве своем прямоугольной формы и примерно одного размера, с почтовую марку. На лицевой стороне вырезаны (в зеркальном изображении, чтобы оттиск на мягкой глине выглядел правильно) в среднем по пять букв (символов слов) на непонятном пока языке плюс один или несколько рисунков. На последних часто изображены животные. Самые знаменитые примеры — изображения горбатых, со свисающим подгрудком быков — свидетельства общепризнанного гения хараппцев, проявившегося в создании ярких миниатюрных изображений окружающей жизни.
Сейчас найдено несколько тысяч таких печатей и их отпечатков. Они были распространены по всему хараппскому миру а не ограничивались крупными поселениями. У каждой печати имелся выступ или отверстие для того, чтобы ее можно было подвесить и носить на шнурке. Их распространение указывает на то, что они могли использоваться для упрощения торговых операций на больших расстояниях. Оттиск печати на партии товара позволял определить владельца, место происхождения или содержимое, то есть выступал в роли своего рода товарной накладной или даже штрих-кода. Если их назначение было действительно таковым, то многочисленные находки на столь обширной территории говорят об активной, кипучей торговой деятельности. Возможно, вместо того, чтобы тратить деньги на возведение памятников и мемориалов, хараппцы все излишки пускали на товарообмен. Было даже высказано предположение, что они столь зависели от этой торговли, что ее заметный спад в начале 2-го тысячелетия до н. э. был причиной, а не результатом разрушения городской жизни.
Хотя надписи на печатях до сих пор не прочитаны, интересные выводы были сделаны на основе анализа обычно сопровождавших текст изображений. Часто это одно животное — горбатый бык, слон, тигр или мощный носорог. Но чаще всего встречается изображение неизвестного зоологии приземистого животного с телом быка и головой зебры с одним изогнутым вверх и вперед рогом. Такой «единорог» изображен на 1156 печатях и отпечатках из 1755 найденных и относящихся к «зрелому» периоду хараппской культуры, что составляет более 60 процентов{13}
. Ширин Ратнагар, специалист по хараппской торговле, отмечает, что текст, сопровождающий эти изображения, на разных печатях разнится, что означает, что текст и изображение несут разную информацию. А поскольку изображения часто повторяются и смотрятся как своего рода тотемные символы, можно предположить, что они были символами определенных социальных групп. Предполагая, что эти группы основывались на общности происхождения (как у ведийских ариев), Ратнагар называет их «родами» или «кланами»: «Тогда мы должны сделать вывод, что «единорог» был символом самого процветающего рода, который вырос (или рос) за счет союзов с другими родами и их ассимиляции, и что административное управление и принадлежность к тому или иному роду были тесно связаны. Другими словами, можно интерпретировать «единорога» как религиозное выражение системы политической власти, основанной на межродовых связях»{14}.