История инквизиции. том 1

По общему признанию защита могла прибегать только к отводу свидетелей обвинения. Свидетель мог быть отведен в случае смертельной вражды к обвиняемому; но чтобы вражда была признана таковой, необходимым условием было пролитие крови, или, по крайней мере, ссора между сторонами должна была быть настолько крупной, чтобы могла вызвать кровопролитие. В этом была воя надежда защиты, но и она разрушалась сокрытием от обвиняемого имен свидетелей обвинения. Несчастному приходилось наудачу называть имена лиц, которые могли быть замешаны в его деле. Если он указывал на кого-либо из свидетелей как на своего личного врага, то его допрашивали о причинах вражды; инквизитор рассматривал мотивы ссоры и решал, достаточны ли они для отвода свидетеля. Одна из уловок судей состояла в том, что они в конце допроса спрашивали у обвиняемого, не имеет ли он таких озлобленных врагов, которые стали бы показывать ложно против него; если он отвечал отрицательно, то для него защита уже не была возможной. В других случаях обвиняемому предъявляли самого враждебного ему свидетеля и спрашивали, знает ли он его; отрицательный ответ лишал возможности ссылаться в будущем на личную вражду. Обвиняемому обыкновенно никогда не позволяли вызывать своих свидетелей, за исключением случая, когда требовалось установить враждебное отношение кого-либо из его обвинителей. Если обвиняемому не удавалось угадать имен своих врагов и опровергнуть их показания, то осуждение его было неизбежно.

Инквизиционная система предусматривала: если обвиняемый отказывался защищаться, это признавалось равным отказу явиться на суд, в нем видели акт признания, и обвиняемого немедленно выдавали в руки светской власти на сожжение. Но обвиняемый, пытавшийся защищаться, имел так мало надежды на успех, что часто в самом начале отказывался от защиты. Часто в приговорах есть выражение, устанавливающее факт, что осужденный имел возможность защищаться, но отказался от этого; подобные отказы не были исключением.

В случае возбуждения дела против умерших на суд для защиты покойника вызывались его дети или его наследники. Оглашением по церквам вызывали на суд всякого заинтересованного в деле. В третьем оглашении объявлялось, что если никто не явится в назначенный день, то все равно будет вынесен приговор. В приговорах по делам об умерших всегда тщательно отмечаются эти предварительные оглашения. Иногда в делах об еретикации на одре смерти дети ссылались на непричастность, но так как подтвердить это могли только безукоризненные католики, посторонние семейству умершего, то очень редко подтверждалось заявление наследников.

В теории обвиняемый имел право, как и в других судах, отвести своего судью, но этого никогда не бывало на деле. Нельзя было оправдываться невежеством. Того, кто упорно отрицал приписываемую ему вину и даже выражал готовность исповедовать веру и во всем повиноваться Церкви, считали закоренелым и нераскаянным еретиком, недостойным снисхождения. Самоубийство в тюрьме считалось не раскаянием, а сознанием в прегрешении. Правда, сумасшествие или опьянение могли быть признаны обстоятельствами, смягчающими слова еретиков, если обвиняемый раскаянием искупал свою вину; но при всяком положении дела он прежде всего должен был признать заключение, к которому пришел инквизитор, а в противном случае его выдавали светским властям.

Слова Бернара Делисье – францисканского монаха из Каркассона – были святая истина, когда он в присутствии Филиппа Красивого и его двора заявил, что если бы апостолы Петр и Павел были обвинены в преклонении перед еретиками и инквизиция возбудила бы против них преследование, то они никоим образом не могли бы оправдаться.

Спрошенные о вере, они ответили бы, как магистры богословия и отцы Церкви; но когда им сказали бы, что они преклонялись перед еретиками, и они спросили бы: «перед какими?», то им назвали бы нескольких известных в стране людей, не дав никаких объяснений. Если бы они попросили указания на время и место, то им не дали бы их, и если бы они спросили имена свидетелей, то не услышали бы ни одного. «Каким же образом,- вскричал Бернар,- могли бы святые апостолы говорить в свою защиту, особенно при том условии, что всякого, явившегося к ним на помощь, сейчас же обвинили бы в сочувствии ереси?»

В теории, правда, можно было в случае медленности или неправильности судопроизводства жаловаться на инквизицию папе; но эту жалобу нужно было принести раньше объявления приговора, который был окончательным. Но от инквизиторов зависело принять или отвергнуть грамоты о направлении дела папе. Вся эта процедура благодаря своей сложности была доступна людям только очень хорошо осведомленным в законах. Руководства для инквизиторов поучали их коварным и мошенническим уловкам, при помощи которых они могли, бы обойти все попытки подать на них жалобу.