История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Газневиды просуществовали ещё век как малозаметные суверены. Они падут под ударами иранских горцев, которые в рассматриваемый период были всего несколько лет как исламизированы — возможно, Махмудом Газневи, покорившим их, — и жили на отшибе от всякой цивилизации в горах Гур, к востоку от Герата в современном Афганистане, отчего их впоследствии назвали Гуридами. Может быть, они болезненней других воспринимали подчинённое положение? Во всяком случае, при первой возможности они сорвались с цепи. Это были варвары в чистом виде и вели себя соответственно. В 1148 г. один из их принцев был казнён по монаршему повелению, а родственники, пожелавшие за него отомстить, все перебиты, за исключением одного. Уцелевший, Ала ад-Дин Хусейн, в 1150 г. бросил свои вооружённые орды на Газну, взял город, разрушил его до основания, а потом отправился разорять другие места, провозглашая: «Я — сжигатель мира». Мир он не сжёг, но уничтожил то, что было одной из прекраснейших жемчужин мира в то время. За ним в истории осталось имя, которое он принял, — Джахан-Суз.

Газневидский суверен Бахрам-шах (1118-1152) бежал в Индию. Гуриды, сделав передышку, отправились вслед за ним и с 1186 по 1203 г. стали хозяевами всех индийских владений его преемников. На смену иранизированной тюркской династии, принёсшей ислам на субконтинент, пришла иранская. Культура от этого не пострадала, поскольку варвары цивилизовались на удивление быстро. Они покажут это в Индии. Они уже показали это в Афганистане, воздвигнув Джамский минарет, который стал также башней, построенной в честь победы, и, несомненно, указывает место, где находилась их первая столица.

ВОЗВРАТ К ПЕРСИДСКОМУ ЯЗЫКУ

Многие иранцы из Фарса или Мидии бежали от арабских нашествий и укрылись на землях древних цивилизаций Хорасана и Согдианы, куда принесли свои традиции и свой дух. Тем не менее из-за величия и притягательности аббасидского халифата необыкновенный подъём этих стран долгое время оставался в тени. Упадок халифата позволил им не только выйти на свет, но и расшириться. Какой бы вклад в культуру ни внесли Буиды или Саффариды, возрождение иранизма произошло именно в Восточном Иране, при Саманидах и Газневидах. Именно в Бухаре, в Газне и других великих городах персидский язык стал языком культуры и сделался наряду с арабским — сохранённым для нужд религии и науки — вторым классическим языком ислама. Именно в Бухару и в Газну приезжали жить просвещённые и учёные люди, там создавались великие произведения архитектуры, скульптуры и живописи, там более всего процветало ремесло. Всё это происходило, конечно, в первую очередь по воле монархов, но и по воле народа, который, как я уже говорил и повторю, сумел сохранить в неприкосновенности свою память, свои традиции, любовь к своему прошлому.

Создателем персидской поэзии был Рудаки, родившийся в деревне под Самаркандом в 859 г. и умерший в 940 г., придворный поэт при Саманиде Насре II (913-943). Создателем персидской прозы — Абу-л Фазл Балами (ум. 974), министр Саманида Мансура I (961-976), которому поручили сделать персидскую адаптацию «Истории», написанной его соотечественником Табари по-арабски, «потому что больше не было людей, способных читать на этом языке». Саманидскому правительству принадлежит заслуга, по меньшей мере косвенная, в появлении одного из шедевров мировой литературы — «Шахнаме» Фирдоуси: в самом деле, оно заказало поэту Дакики (935-980) переложить персидскими стихами древнюю «Книгу царей», которая в беспорядочном состоянии сохранилась в пахлавийских рукописях сасанидской эпохи и, возможно, уже переводилась на персидский в 957 г.; тот начал работать, но его труд прервала смерть, и его дело продолжил Фирдоуси.

Фирдоуси — вероятно, величайший поэт Ирана, хотя любая классификация произвольна и ему можно предпочесть Саади или Хафиза, и он бесспорно имел наибольшее значение для литературной и национальной истории. В литературной истории его превосходство состоит в том, что он зафиксировал персидский язык в классической форме, в форме, которую можно назвать едва ли не окончательной, потому что она практически не изменилась по сей день, в том, что он сыграл для этой истории роль, сравнимую с ролью, какую Данте сыграл в итальянской, и выказал не меньший гений. В национальной истории его величие проистекает из того, что в Иране остались живы легенды и традиции, что, когда страна была унижена поражениями и вассальным подчинением, Фирдоуси рассказал ей о великих деяниях из её прошлого, которое любил, не слишком подробно зная, напомнил ей о древней славе, вернул ей чувство величия и ответил на её чаяния.