История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Сохранилось несколько более или менее разрушенных каравансараев, в том числе два значительных: Рабат-и Малик на дороге из Бухары в Самарканд (1078-1079), построенный при Караханиде Насре, квадратное здание со стороной 86 м и с двумя этажами, двери комнат которых выходят на центральный двор; Рабат-и Шараф между Нишапуром и Мервом (1114-1115, но частично перестроенный в 1154), который состоит из двух ансамблей, выходящих на два двора, похож на газневидские дворцы в Лашкари-Базаре, а входили в него через монументальный портик (пештак), один из первых образцов таких портиков, позже распространившихся в Иране.

Можно найти отдельные элементы сельджукских мечетей, встроенные в более поздние архитектурные сооружения, — квадратный зал с куполом (1105-1118) в Большой мечети Гольпайгана каджарской эпохи, роскошный михраб в медресе Хейдерие в Казвине и несколько минаретов, высоких и стройных, возведённых с 1058 г. в Дамгане; в них усматривают первые цилиндрические минареты исламского мира, с чем я едва ли соглашусь. Единственное сооружение, дошедшее до нас, — мечеть в Заваре (1135-1136), первая, построенная в крестообразном плане, с четырьмя айванами, со временем ставшим классическим. Правда, подобные четыре айвана можно увидеть и в Большой мечети Исфахана, но там они появились как результат бесчисленных переделок и не поддаются точной датировке, хотя, безусловно, были созданы в начале XII в. Пятничная мечеть Исфахана, над которой работали более тысячи лет и которая представляет собой антологию архитектурного и декоративного гения Ирана, включает в себя два из прекраснейших куполов мира. Первый из них (диаметром 15 м) был возведён Низам ал-мулком между 1072 и 1075 г. над серединой старого гипостильного зала, перед михрабом. Другой министр, Тадж ал-мулк, и правительница Турхан-хатун построили зал со вторым куполом, называемым Гунбад-и Хаки, несколько меньшим (диаметром 11 м) и несколько более поздним (1088-1089), за пределами храма (с которым он теперь соединён позднейшими постройками), но на оси михраба, — возможно, в качестве молельни для женщин, но скорее как зал ожидания для суверена. Искусность, необходимая при строительстве таких сооружений, которую ничто не предвещало, которая не давала знать о себе раньше, и высочайший эстетический уровень потрясают. Может быть, я скажу глупость, поскольку ни эпоха, ни стиль тут не близки, но при виде двух этих куполов я испытываю такое же чувство, как при виде купола Брунеллески во Флорентийском соборе.

Глава XIII. ОПУСТОШИТЕЛЬНЫЕ ВТОРЖЕНИЯ

Менее чем за два века иранский мир был трижды опустошён столь яростно, как редко бывает в истории: два первых разгрома, один за другим, совершили монголы, а третий — Тамерлан, появившийся менее чем через сто двадцать лет, и это случилось после блистательного периода восстановления, длившегося семьдесят пять лет, и следующего, который можно назвать периодом анархии.

ЧИНГИС-ХАН

Ответственность за это несут хорезмшахи, достигшие высшего могущества. На севере Монголии почти неизвестный малочисленный народ, монголы, которых к их великой ярости позже назовут тартарами (татарами), избрал своим вождём Тэмуджина, а в 1206 г. признал его всеобщим ханом, Чингис-каганом, и от этого наименования произошло наше «Чингис-хан». Почти сразу он начал завоевание Северного Китая и в 1215 г. взял Пекин. Хорезмшах Ала ад-дин Мухаммад, решив выяснить, что это за новая растущая сила, отправил к нему посольство. Оно было хорошо принято. В ответ Чингис-хан в 1218 г. прислал своё. Через их посредство оба монарха заключили соглашение. Ала ад-дин должен был стать властителем Запада, Чингис-хан — Востока; между ними воцарялся вечный мир, и купцы могли свободно разъезжать по Евразии, чтобы, как писал сирийский историк Бар-Эбрей, хорошо передававший монгольское мышление, «богатые и бедные могли жить в мире и молиться Богу». Но в том же 1218 г., едва соглашение было заключено, на границе владений Хорезма, в Отраре, был остановлен огромный караван из Монголии, а люди, шедшие с ним, перебиты. Чингис-хан отправил трёх послов, требуя возмещения убытков. Одного из них умертвили, двух других отослали обратно, сбрив усы и бороды. Я глубоко убеждён, что Чингис-хан не желал войны на западе, но не мог стерпеть ни такого вызова, ни такого унижения. Он должен был наказать клятвопреступника. Амбиции были только у Ала ад-дина. Война это сразу же показала. В завоевание она превратилась позже.