История искусства для развития навыков будущего. Девять уроков от Рафаэля, Пикассо, Врубеля и других великих художников

Давид срежиссировал своё творение так, что оно стало главным памятником Марату и обеспечило ему посмертную славу, если не канонизацию. Собственно, картина и похожа на памятник, надгробие: ванна – это саркофаг, деревянный ящик – могильная плита с надписью «Марату от Давида», а тело – скульптура мученика революции. В одной его руке прошение Шарлотты Корде (хотя на самом деле Марат, скорее всего, не успел его распечатать). Вторая рука безжизненно упала, выронив его главное оружие – перо. Для аудитории XVIII века поза убитого и колотая рана обеспечивали гарантированное сопереживание: ведь перед ними был снятый с креста Христос! Сегодня эта аллюзия может быть не столь очевидной, но предательски убитый человек, трудившийся до последнего вздоха во благо своего народа несмотря на болезнь, по-прежнему вызывает сострадание, невидимая убийца получает порцию осуждения, и политическое послание Давида считывается безошибочно: Марат – мученик революции.

Как и революция 1917 года в России, Французская революция была атеистической; тем не менее религиозная отсылка в «Смерти Марата» работала не хуже, чем в дореволюционном «Портрете Марии-Антуанетты с детьми». Независимо от того, атеист вы, агностик или пламенный последователь какой-либо религии, доминирующее в вашем окружении вероисповедание входит в ваш культурный код. Римлянину начала нашей эры вид распятия вряд ли сообщил бы что-то кроме одного: очередного преступника казнили. Но в христианской Европе даже нарисованный карандашом крестик гарантированно отсылал к сыну божию, принявшему смерть за наши грехи. Да и в современном многоконфессиональном мире он по-прежнему узнаваем, только реакция на него намного менее предсказуема, а потому религиозной символикой в мирских целях следует пользоваться с большой осторожностью. Давиду в этом смысле было проще, чем современным политикам и художникам.

«Бонапарт на перевале Сен-Бернар»: как сделать из политического лидера божество

Третья картина Давида{28} относится к тому периоду, когда он был первым художником Бонапарта. Стоит сказать, что Наполеон не любил позировать, а на аргумент о необходимости портретного сходства отвечал, что оно совершенно не важно. Мы не знаем, насколько портреты деятелей прошлого похожи на них, и хороший портрет отличает «не точное воспроизведение черт лица вроде бородавки на носу, а характер, наполняющий физиономию жизнью». Главное, говорил Наполеон, чтобы в портрете чувствовалось живое присутствие его гения. И портрет кисти Давида полностью отвечает этому требованию. Так ли важно, насколько этот человек похож на первого консула Французской Республики? Так ли важно, что он пересекал Альпы в лютый холод верхом на муле, а у Давида он гарцует на породистом скакуне? Давид писал этот портрет пять раз, четырежды на заказ и ещё раз для собственной коллекции, – и каждый раз менял масть лошади. Все эти детали, «бородавки на носу», не важны. Важно, что перед нами предстаёт великий политик, грандиозная личность, повелитель стихий, сверхчеловек. Подняв коня на дыбы, он прожигает нас взглядом из-под нахмуренных бровей. Воздетая во властном жесте рука не столько указывает армии направление движения, сколько поднимает попутный ветер, и кровавый плащ развевается на этом ветру. Неудивительно, что картина стала самым растиражированным портретом Наполеона.

Портреты правителей ещё во времена Античности были действенным инструментом пропаганды, а этот – один из лучших в истории. Самый пылкий и динамичный, разжигающий патриотический огонь в сердце, обращающийся лично к вам: «Вы что стоите? Вперёд, штурмовать Альпы!»

Контрреформация и трансцендентные переживания

Начавшаяся в XVI веке Реформация оказала драматическое влияние на искусство Европы: художники протестантских стран остались без покровительства церкви и без религиозных заказов, а вот перед художниками-католиками церковь поставила важнейшую душеспасительную задачу. Поскольку у протестантов изобразительность отсутствует, для католиков искусство стало полем битвы за души прихожан.

Коллективное проживание чудесного: как открыть портал в рай

Ещё в Древнем Риме раннехристианского периода сформировалось восприятие входа в храм как границы между земным и высшим мирами. Невзрачные кирпичные храмы, построенные по образцу светских зданий языческого Рима, скрывали в себе золото мозаик. Художники XVII века взяли за основу тот же принцип. Хотя их храмы выделяются из окружающей городской среды даже внешне, внутри они поражают воображение ещё больше. Стоит вам переступить порог, и на вас обрушиваются небеса, вы сразу попадаете в рай, переживаете религиозный экстаз, буквально прикасаетесь к божьим стопам. Религиозное искусство Контрреформации предельно театрально, его драматический иллюзионизм создаёт контекст для проповеди, для коллективного переживания чудесного.