Ужасы XX века способствовали укреплению арт-терапевтической функции искусства. Тревога за будущее Европы, стремление осмыслить гражданские и мировые войны и трагедия Холокоста направляли творчество Эмиля Нольде, Эрнста Людвига Кирхнера, Макса Эрнста, Сальвадора Дали, Пабло Пикассо, Фрэнсиса Бэкона, Вольфганга Шульце (известного как Вольс), Марка Шагала, Пауля Клее и многих других деятелей искусства на разных этапах их творческого пути.
Но никуда не делись и личные травмы
. Эгон Шиле выплёскивал в живопись и графику свою гиперсексуальность, Ана Мендьета пыталась справиться с утратой дома и семьи[22] посредством перформанса, Феликсу Гонзалесу-Торресу инсталляция помогала пережить уход из жизни возлюбленного, больного СПИДом.Пожалуй, самый яркий пример – Фрида Кало. Для неё искусство было буквально способом жить, и я глубоко убеждена в том, что без его помощи Фрида не прожила бы те 47 лет, на которые её хватило. Для обычного человека, даже в первой половине XX века (а сегодня тем более), 47 лет – это очень мало, но не для Фриды. Она родилась с патологией репродуктивной функции, в шесть лет переболела полиомиелитом и из-за этого хромала, в восемнадцать попала в аварию и получила тройные переломы позвоночника и таза, переломы ключицы и рёбер, вывихи плеча и стопы, одиннадцать переломов правой ноги, а кусок арматуры прошил ей влагалище, порвал матку и вышел в области бедра. В последующие 29 лет она перенесла 31 операцию, включая ампутацию пальца из-за гангрены, а потом и ноги до колена вследствие рецидива, удаление аппендикса и три аборта по медицинским показаниям.
Фрида не только посвящала своей боли, душевной и физической, картины и рисунки, но и занималась рефреймингом. К примеру, когда из-за гангрены пришлось ампутировать ногу до колена, Фрида справлялась со страхом и отчаянием через искусство. Она рисовала себе крылья и писала: «Зачем мне ноги, если у меня есть крылья, чтобы летать?»[24]