История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней

Все идеи реформ, которые долгое время беспощадно подавлялись Абдул-Хамидом, вышли из подполья, но вместе с тем обнажились и все противоречия между надеждами и фрустрирующей их реальностью. Конституция, разработанная по западному образцу, могла успешно функционировать лишь в рамках западной социальной модели. Поэтому сразу же возник вполне естественный вопрос: какую именно нацию представляет эта конституция? Эта проблема приобретала особое значение для османских христиан. Османы были сильно озабочены тем, что у все более «вестернизированного» христианского населения нарастают сепаратистские настроения. Эти люди считали себя европейцами в полном смысле этого слова, и с этой точки зрения они ощущали свое превосходство над своими отсталыми правителями. Кроме того, они были торговцами (защищенными «капитуляциями»), а еще чаще — ремесленниками, являясь своего рода экономическими артериями империи, а следовательно, с ними нельзя было не считаться. Кооперации с ними (и уважения со стороны европейских держав, чьей поддержкой эти люди могли воспользоваться в случае восстания) можно было добиться, только реформировав общество в целом и армию в частности. Еще в период Танзимата была сформирована теория многоконфессиональной османской национальной принадлежности, которая защищала бы интересы как христиан, так и мусульман. На Балканском полуострове эта теория оказалась нежизнеспособной, но среди христианских меньшинств Македонии и Армении она по-прежнему оставалась популярной. К концу XIX столетия ситуация еще больше осложнилась, ведь непреодолимые противоречия разделяли не только христиан и мусульман. Среди народов, исповедующих ислам, также не было единства: противоречия между албанцами, тюрками и арабами только нарастали.

^{Османские войска в Иерусалиме. Фото нач. XX в.}

После свержения Абдул-Хамида перед османскими тюрками особенно остро возникла проблема общего отношения к современному Западу. Кто же такие турки? Являются ли они мусульманами, европейцами, или могут являться и теми, и другими одновременно? Христиане Османской империи уже решили для себя этот вопрос: они считали себя прежде всего европейцами, а потом уже христианами. Как христиане, эти люди должны были бы считать западных европейцев еретиками, однако, будучи прежде всего европейцами, они жили с ними в одном сообществе. Для османских турок адаптация к современности означала пойти по тому же пути, который уже прошли их христиане и русские, и стать европейцами, стать западными людьми. Чтобы модернизироваться, нужно было пройти «вестернизацию» и войти в Европу. И это означало подчинить свои религиозные различия, в их случае — православие, общим законам европейской жизни. Для турок это означало перейти от исламской цивилизации прошлого к современной европейской цивилизации: они должны были сменить свое старое культурное наследие на новое.

Многие традиционно настроенные турки, осознав неизбежность европеизации, пришли в растерянность. Новая цивилизация в Викторианскую эпоху не всегда могла похвастаться красотой и высокоморальным духовным поведением. Поначалу ситуация представлялась не столь драматичной, как ее видели многие реформистски настроенные турки, ведь стать европейцем не означало отказаться от ислама так же, как грекам не потребовалось отказываться от православия. Что же касается всего остального, многие турки надеялись, что изменения будут минимальны. Теперь же стало ясно, что этим надеждам не суждено сбыться.

После того как от панисламизма отказались, оставались две возможности. Нация могла быть османской, разделенной по языковому и религиозному принципу, примером чему служило династическое государство Австро-Венгрия, в которой многие народы жили под властью одного монарха. Либо нация могла быть турецкой, что толковали как «туранской», поскольку османские тюрки надеялись на воссоединение с тюркоговорящими народами Российской империи (позднее исчезнувшей в пламени революции) от Крыма до китайской границы (и за ней), в результате на свет появится новое могучее государство, объединенное общей национальной идеей. Официально младотурки пытались сохранить Османскую империю. Но они толковали понятия «османский» прежде всего как «тюркский», что вызывало растущую озабоченность не только греков, армян и македонцев, но также албанцев и арабов, которые отмечали, что в парламенте наблюдается явное преобладание выходцев из тюркоязычных провинций.

Политика младотурок не стала более стабильной, чем у Адбул-Хамида. Их цели очевидно требовали сильной централизованной государственной власти и гомогенности османской нации под властью турок, которые бы заставили всех остальных принять турецкий язык и культуру как культурную основу империи. Такая политическая доктрина вызывала протесты, которых ранее не было, и эти протесты стали подавлять цензурой и грубой силой.