История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней

В более независимых странах язык европейской культуры зависел главным образом от региона. В Восточном Средиземноморье итальянский как лингва франка постепенно уступил место французскому языку, это было вызвано как ростом французской торговли, так и влиянием его общеевропейского престижа на мусульманские образованные классы. В южных морях международным стал английский язык. Даже если в независимой стране в органах управления использовали местный язык, западная культура проникала туда хотя бы в виде переводов. Но в большинстве других областей местная элита учила язык правящего иностранного государства частично, чтобы занять место в системе управления, частично исходя из коммерческих интересов. Такие люди знали Запад намного ближе, чем те, чья карьера зависела от знания исламских языков, однако они получали представление о современной западной жизни только через один язык. Очень редко даже ученые знали два западных языка, поэтому их представления о Западе были ограниченными. Так, появился большой слой мусульман, которые были близки французской культуре и проживали в Северной Сирии, Магрибе, Западной и Центральной частях Судана. Еще один слой, воспитанный на английской культуре, проживал в Палестине, Ираке, Индии, Малайе, Восточной Африке, Нильском Судане, Нигерии и других странах. Третий, русский слой мусульман, жил в центральных и южных районах Советского Союза, еще несколько намного меньших групп мусульман переняло голландскую (Малайский архипелаг) или итальянскую культуру (Триполи, Сомали и т. д.). Этот шаблон спорадически нарушали только школы миссионеров из Америки или неимпериалистических европейских стран, которые предлагали независимое образование и не зависели от официальных структур.

Мусульмане, перенявшие французскую культуру, даже если они проживали на большом расстоянии друг от друга, понимали друг друга намного проще, чем мусульман, воспитанных на английской культуре, живших на соседних территориях. Дело здесь было не столько в общем языке, сколько в общих взглядах на жизнь и общество. Первые читали французских писателей и философов, вторые — английских. Для первых Париж был центром вселенной, даже если они ненавидели французское правительство и восхищались мусульманским прошлым; для них само понятие «правительство» было просто связано с централизованной французской бюрократией. Для вторых Оксфорд и Кембридж были единственными источниками истинного благородства, даже если они ненавидели британский снобизм и восхищались своим исламским прошлым; для них понятие «джентльмен» было связано с образом местного джентльмена-судьи. Мусульмане, перенявшие русскую культуру, что бы они ни думали о местных русских поселенцах и имперских указаниях из Москвы, очень быстро не только становились марксистами, но начинали восхищаться Пушкиным, Горьким и эффективностью вездесущей российской бюрократии.

Колониальные ориентации вносили различия не только в понимание модернизаторами смысла жизни, но в их чувство степени отставания в уровне развития своего общества от Запада. Каждая империя правила на своей территории. Франция измеряла свои достижения, равняясь на Римскую империю как универсальную цивилизаторскую силу, которая перевела варваров на латинский язык, дала им латинские институты и ассимилировала их в свою высокую культуру. Поэтому французы были социально восприимчивы к ассимилированным ими мусульманам, но, как правило, презирали местные традиции и институты, предпочитая устанавливать свое прямое правление. Англичане рассматривали Римскую империю как универсального арбитра между народами, каждый из которых мог идти своим собственным путем, соблюдая законы и порядки, установленные более развитыми людьми. Поэтому англичане чувствовали свою социальную ответственность перед ассимилированными ими мусульманами, которые в любом случае не были достаточно развитыми людьми, и более уважительно относились к местным традициям и институтам, предпочитая по мере возможности править косвенно, используя для этого уже существующие местные органы власти. В итоге мусульманам, как ожидающим от Запада благ, так и обиженным на него, было сложно упрекнуть их как в открытом расизме, так и в посягательствах на свою исламскую идентичность.

Новая «вестернизированная» роль мусульман как полноправных членов мирового сообщества, в котором Запад уже не обладал монополией на техникализм, получила символическое признание, когда индийский мусульманин Ага-хан (лидер исмаилитов-низаритов), представитель Британской Индии в Лиге Наций, был избран на пост председателя этого органа. Однако его избрание символизировало и то, что зависимые общества были допущены в мировое сообщество строго на условиях Запада. Он был полностью ассимилирован в английскую культуру и был убежденным сторонником сохранения статус-кво.