История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней

Однако на самом глубинном уровне даже те традиции, что сформировались до начала эпохи Нового времени, сегодня оказывают большое влияние на лучшие умы современности и обладают большими ресурсами для создания нового мировоззрения. Нельзя исключать и то, что техникализированная культура как таковая с ее высокой степенью специализации окажется не в состоянии создать такое же универсальное мировоззрение, как это сделали более ранние традиции. Мы должны экспериментировать в искусстве и науке, философии и этике, образовании, праве и религии. Но также исходя из нашей человеческой природы, которая (как говорят) требует определения через необратимый индивидуальный выбор, мы нуждаемся в исторических обязательствах верности данной традиции и ее нормам, которые позволяют глубоко изучить ее последствия, а такие обязательства — передать накопленный опыт последующему поколению, благодаря чему мы оказываемся членами групп, простирающихся за пределы нашей жизни. Исторический, традиционный способ участия человека не может быть сведен к психологической или социальной закономерностям, по которым одно обязательство можно по своему желанию заменить на другое, эквивалентное первому. Однако техникализм чужд подобным обязательствам. Если наше моральное мировоззрение на самом деле выйдет за рамки целей техникализма, мы не сможем справиться с новыми вызовами без использования старых традиций. Так или иначе, на практике качество нашей жизни (по крайней мере за пределами марксистских традиций) связано с качеством нашего старого культурного наследия, а это означает: не столько с тем, что они оставили в прошлом, сколько с качеством текущего культурного диалога, в котором они участвуют в наше время.

Это в особенной степени относится к области нашего чувства ориентации в космосе, где творческое видение может заглядывать как угодно далеко; к традиционным областям религии. Духовная ориентация человека в жизни в целом не обязательно должна формироваться под явным влиянием религиозной традиции; но чаще всего так и происходит либо непосредственно, либо через посредников в виде национальной литературной традиции, при помощи которой даже атеисты могут ненамеренно принять участие в религиозном диалоге. Духовный стержень религиозной традиции может иметь решающее значение в формировании ожиданий и идеалов именно там, где под сомнение ставятся серьезные цели социальных действий и где недостаточно строго технических данных, полученных от узкого специалиста. Конечно, невозможно предсказать, будет ли в самом деле религия продолжать играть такую роль; но эта роль может придать религиозной традиции историческое значение в наше время. Конечно, как и в других видах традиций, взаимодействие между современными ее наследниками здесь намного важнее, чем события прошлого. И, подобно другим видам традиции, данная религиозная традиция уже не так автономна, как в аграрную эпоху. Все чаще, как и все другие аспекты культуры — литература, искусство, наука, философия, религиозная традиция формирует только отдельный уровень в общей мировой системе религиозной культуры, где границы между религиозными предпочтениями больше не имеют значения, и религиозные идеи, развивающиеся на одном уровне, могут быстро стать частью диалога на другом. На Западе, несмотря на эксклюзивность христианских и иудейских традиций пророческого монотеизма, обычные люди все чаще перенимают все главные религиозные традиции. На уровне науки в XIX веке наблюдалось значительное влияние санскритской традиции; в более позднее время стали ощущаться и другие традиции: сегодня писатели для выражения своих мыслей часто используют такие классические китайские термины, как Дао или Инь и Ян, хотя могут и не понимать до конца первоначального значения этих понятий. Возможно, уровень сектантских культов более важен, чем этот формальный литературный уровень: в крупных западных городах широко распространились новые религиозные организации, основанные на религиозных традициях других обществ, в частности Индии. Легкость, с которой эти организации находят своих последователей, отражает третий уровень, на котором преобладают чуждые ранее религиозные представления: в народных ожидания того, что может дать религия, христианское и иудейское учения не воспринимаются всерьез. Когда в середине XIX века женщина в состоянии транса начинала произносить какие-то фразы, считалось, что она одержима духами, т. е. это явление трактовалось в рамках западной культурной традиции веры в духов и привидений. Сходные явления в середине XX века уже рассматриваются американскими газетами в рамках совершенно чуждой Западу концепции реинкарнации душ, которая ныне является более живой религиозной традицией, чем вера в одержимость.