История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов

Очень возможно, что Юлиан знал кое-что про все эти невозможные отношения по ту сторону пролива. Но едва ли благоразумно строить широкие предположения на воображаемой прозорливости этой все же довольно проблематичной личности. Так или иначе, в его же интересах лежало по возможности вредить ненавистным испанцам. Очень вероятно поэтому, что он один из первых навел Мусу на мысль попытаться[286] совершить несколько набегов на противолежащее побережье. Наместник возложил исполнение несерьезного, по-видимому, предприятия на своих подчиненных. Один из его вольноотпущенников, Абу Зур’а Тариф, переплыл на кораблях Юлиана с 500 воинов в 91 (июль 710) через пролив, высадился на южной оконечности Испании, там, где и поныне носит его название городок Тарифа, и вернулся назад с богатой добычей, опустошив окрестности Алжезираза. Увлеченные успехом, мусульмане повторили «раззию»[287] следующей весной, но в более широких размерах. Тарик Ибн Зияд, другой вольноотпущенник Мусы, решился переплыть через пролив, предводительствуя 7000 берберов[288]. Небольшое количество перевозочных средств, коими располагали арабы на западе, вынуждало полководца переправлять небольшие отряды один за другим. Тарик занял гигантскую скалу, называемую в древности Кальпе, отныне окрещенную именем завоевателя[289]. На этой неприступной позиции он выждал спокойно прибытия остальных отрядов. Затем полководец смело ринулся в глубь страны, а когда успел достичь озера Ханда[290], то узнал, что значительное войско готов подвигается ему навстречу. Нападение мусульман застигло Испанию в момент опасного кризиса. К указанным выше общим причинам слабости вестготского царства присоединилась еще перемена династии, совершившаяся при внушающей опасения обстановке. Король Витица скончался, лучше сказать, был свергнут с престола. Преемником его стал узурпатор Родерих. Хотя он овладел короной с согласия вельмож, но все же лишил сыновей Витицы законного их наследия. Причины такой бросающейся в глаза несправедливости не вполне разъяснены. По общераспространенным сведениям, Родериху удалось овладеть властью уже в 90 (709), во всяком случае ранее договора, заключенного Юлианом с арабами. Но это как-то не вяжется[291] с тем, что передают испанские хроникеры[292]: древнейшие два, жившие почти в одно время, указывают на 711, двое же позднейших относят событие не ближе 710. Если к тому же принять в соображение, что король вместе с войском выступил против Тарика уже в июле 711, трудно будет отказаться от предположения, что набег мусульман в предыдущем году мог дать естественный повод вручить высшую власть Родериху, славившемуся храбростью и энергией. Тем не менее не подлежит сомнению, что несправедливость совершенного возбудила среди родственников и личных приверженцев покойного короля глубокое негодование. Оба сына последнего, так передается в хрониках, в высшей степени были возмущены; новый властелин нашел нужным, дабы склонить на свою сторону недовольных, даровать им обоим почетные должности при войске; между тем, как рассказывают, благодаря их же измене сражение решилось в пользу мусульман. Все это вероятно, но не столь основательно доказано, чтобы можно было безусловно опираться на подобное объяснение. Факт слишком общ; как часто мы видим, что самонадеянная нация готова легкомысленно приписывать причину тяжкого поражения измене, нисколько не размышляя о том, что поношение, падающее на изменника, переносится в то же время и на весь народ. Итак, достоверно одно: готы и берберы столкнулись 5 Шавваля 92 (19 июля 711) неподалеку от нынешнего Кадикса. Неосновательно также приписывают городку Херес де-ла-Фронтера честь места мирового исторического переворота. Теперь уже доказано, что сражение происходило у речки Вади Бекка. Настоящее ее название Саладо, впадает она в Атлантический океан между Вехер де-ла-Фронтера и Конилем. Бой продолжался восемь дней, а по другим источникам — три. Сами арабы свидетельствуют, что последний готский король показал чудеса храбрости. По правде сказать, не все окружающие его выказали одинаковое самопожертвование. Быть может, враги его правления искали подходящего момента, дабы позором поражения уронить его власть и вернуть корону семье Витицы. Кто же из князей готских мог предполагать, что набег африканской сволочи в состоянии повергнуть в прах гордое их царство? Последствия этого близорукого, антипатриотического расчета были поистине ужасны. Битва была проиграна. А затем оказалось, что никто в Испании, за исключением дворянства и духовенства, не был заинтересован в судьбах готского владычества. Крепостные и мещанство, в которых благодаря беспощадному гнету привилегированных классов давно уже подавлено было всякое национальное чувство, приглядывались безучастно к гибели своих жестокосердых господ: евреи же узрели в завоевателях избавителей избранного народа от рабства фараонова. Неудивительно поэтому, что сопротивление оказано было лишь кое-где разбросанным и к тому же не единодушным рыцарством; одна честь предписывала им не уступать сразу. Сам Родерих словно в воду канул, «никто более о нем не слыхал. Его не находили ни мертвым, ни живым, единому Богу ведома его участь».