История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов

На несколько лет и здесь наступило затишье, происшедшее от возникших внутренних смут, становившихся все опаснее и опаснее для мусульманского господства на Западе. Раздоры между арабами и берберами уже и тогда без перерыва стали усиливаться как в Африке, так и Испании. Одни, почитая себя господами, позволяли себе обращаться с подчиненными презрительно и грубо; последние встречали всякое оскорбление с ревнивой щекотливостью. Особенно на полуострове берберы считали себя обделенными по распределению завоеванных земель. Отобрав пятую часть завоеванной страны в пользу казны и выделив по особым капитуляциям некоторые округа христианам, арабы распорядились так: сами заняли плодородную Андалузию, а берберам предоставили поселиться в пустынных округах Кастилии и северных провинциях. Когда же сверх того стали до берберов доходить все чаще вести о всевозможного рода произволе и гнете, претерпеваемых[298] единоплеменниками в Африке от главного наместника, распоряжавшегося самовластно из Кайрувана, в их душах закипел гнев. Следивший внимательно из-за гор за событиями герцог Эудо сумел воспользоваться этим раздражением. В этом помогла ему дочь. Он выдал ее за предводителя берберов, Манузу, и таким образом привязал его к интересам христиан, подготовляя совместный с ним поход на арабов. Когда, однако, Мануза восстал открыто (111 или 112 = 729–730), ему не удалось вызвать всеобщего восстания среди своих земляков. Преследуемый по пятам войсками наместника, он был вынужден покончить с жизнью, бросившись с отчаяния со скалы. Раздоры происходили в то время не только между берберами и арабами, но даже и в среде последних; чуть ли не ежедневно вспыхивали они в Испании, поддерживаемые быстрой сменой ряда неспособных наместников. Наконец энергичный халиф Хишам решился раз и навсегда пресечь зло и вручил управление доблестному Абдуррахману (112 = 730). Последнему удалось снова восстановить порядок. Но его новый поход во Францию в 114 (732) должен был стать роковым для дела дальнейшего распространения ислама. Сарацины проникли почти до самой Луары, уничтожив предварительно на Дордони войско герцога Эуда. Но тут у Тура и Пуатье Карл Мартел со своими франками стал им поперек дороги. О ходе сражения до нас дошли лишь скудные и противоречивые известия. Во всяком случае, к концу битвы мусульмане понесли страшное поражение, завершившееся смертью Абдуррахмана; с обеих сторон, по-видимому, бились с величайшим упорством. Она имела значение мировое, хотя мгновенное смущение, охватившее было весь мусульманский Запад, продолжалось недолго. Возмущение христиан к северу от Эбро было ими подавлено, хотя, конечно, потребовало некоторого напряжения сил. Управлявший с 116 (734) в Испании Укба Ибн Хаджжадж мог уже в этом же самом году, столковавшись с князьями южной Франции, устрашенными* возрастающим могуществом Карла Мартела, распространить мусульманское влияние снова по ту сторону Пиренеев до самого Лиона. Если же нередко высылаемые им подчиненные генералы и были разбиваемы, начиная с 119 (737), все же Нарбонна оставалась долгое время во власти арабов. Вскоре, конечно, дальнейшие предприятия, направляемые обыкновенно из этой крепости, стали невозможны. Страшное восстание берберов, начавшееся в 123 (741), значительно повлияло на всю позднейшую историю мусульманского Запада и ослабило на долгие годы силы ислама не только во Франции, даже и в Испании. Таким образом, Пипин мог в 759 (142) отвоевать даже Нарбонну у сарацин. Еще более роковое время настало для ислама, когда зять и второй преемник Пелагия, Альфонс I, успел во время возникшей среди правоверных междоусобной войны не только соединить свое княжество басков с небольшими остатками христианской Астурии, но даже оттеснил далеко на юг берберов северной Испании, очутившихся неожиданно под перекрестным огнем, с одной стороны, неприязненных арабов, а с другой — вновь возникшего христианского государства. Тем более трудно было защищаться несчастным, что их посетил в 132 (750) страшный голод. С этого самого времени возникли главнейшие пограничные крепости у арабов на севере (тянувшиеся с запада к востоку — Коимбра, Кориа, Талавера, Толедо, Гвадалахара[299], Тудела и Пампелуна. Между ними и вновь возникшим королевством Асгурийским легла широкая полоса заброшенной земли, покинутой берберами и вновь более никем не возделываемой.

Таким образом, к концу эпохи Омейядов арабское мировое господство достигает наибольшего своего расширения, а с момента почти одновременных поражений под стенами Константинополя и Пуатье устанавливаются границы, никогда снова не переступаемые молодыми завоевателями. Но и здесь Аякс же подкосил силы Аякса. Не греческий огонь и не меч франков обусловливали разрушение могучего здания халифата и положили предел героическому и завоевательному периоду арабской истории. Было это дело старинного наследственного порока в высшей степени подвижного, беспокойного народа. И тут сыграла главную роль племенная рознь.