История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов

Ма’мун стал теперь (198–218 = 813–833) единодержавным властелином. Но волнения, в которые злополучная междоусобная война погрузила весь запад государства, не так-то скоро улеглись. Более шести лет продолжались они еще, прежде чем можно было халифу вступить наконец в столицу своего государства. И ему понадобилось при этом пустить в ход все коварство и беспощадность, свойственные его роду, дабы осилить всеобщее возмущение, вскоре разразившееся снова из-за совершенных им самим промахов, скорее, впрочем, визиря его, Фалла ибн Сахла. По пагубности последствий влияние этого человека едва ли уступит тому злу, которое принес тезка его араб Фадл ибн Раби при Амине. Казалось, все его заботы устремлены были на удовлетворение мести перса над всем арабским, блестящие же успехи первых советов значительно усиливали влияние Фадда на 28-летнего повелителя. Ему нетрудно было убедить халифа не трогаться пока из Мерва, а управление западом поручить брату его Хасану Ибн Сахлу. Пока Тахир возился с усмирением нескольких возмущений в Месопотамии, Хасан успел в самое непродолжительное время зарекомендовать себя так дурно пред арабами, что представился сам собой наиблагоприятнейший момент для алидов еще раз попытаться поднять народ против дома Аббаса. Случаем воспользовался некто Абу’с Сарайя, человек с весьма подозрительным прошлым. В битвах под Багдадом участвовал и он в качестве сторонника Ма’муна, когда же его уволили по окончании междоусобной войны, проходимец стал орудовать за спиной одного из алидов, проживавшего в Куфе, Мухаммеда Ибн Ибрахима, более известного по его прозвищу Ибн Табатаба; ему нетрудно было уговорить легковерного потомка Алия выступить в роли претендента (9 или 10 Джумада II 199 = 25/26 января 815). Хотя вскоре после довольно удачной стычки с войсками Хасана внезапная смерть постигла Ибн Табатаба, а неоднократно разбиваемый впоследствии Харсамой Абу’с Сарайя был наконец схвачен и казнен 10 Раби I 200 (18 октября 815), но эмиссары зейдитов успели тем временем заручиться сочувствием многих в Басре и священных городах, где мало-помалу вскипало неудержимое негодование на хозяйничанье персов. В скором времени разлился бунт по всем провинциям, от Йемена до Хузистана. Между тем обнаружилось на первых же порах, что защитой интересов потомков Мухаммеда на этот раз прикрывались одни бесчинства анархических извергов: как в Басре, так и в Мекке свирепо распоряжались так называемые наместники алидов; дошло до того, что вскоре все население поторопилось от них отвернуться, а подчиненные генералы Харсамы успели без особого труда в течение первой половины 200 (815/16) восстановить снова порядок повсюду. Немало поспособствовало усмирению мятежников и то уважение, которое питали арабы к старинному сподвижнику Харуна. К концу 200 (816) отправился покрытый славой генерал в Мерв к новому халифу, вполне уповая, что его немаловажные заслуги подготовили ему, несомненно, самый радушный прием. Плохо же знал он натуру Аббасидов, да ему и некогда было ее изучить, беспрестанно сражаясь ради пользы этой семьи то в Африке, то в Египте, против византийцев и турок, участвуя на всех полях сражений, начиная с уступов Атласа до самых границ Китая. Цепко державшиеся за Ма’муна персы должны были позаботиться, чтобы устранить россказни старого болтуна перед халифом о безнадежной непопулярности настоящего управления в западных областях, они-то и постарались вдохнуть недоверчивому Ма’муну злую мысль, что вступающий во главе победоносного войска в Мерв военачальник готов при случае попрать авторитет властелина. Этого было слишком достаточно. Коварный аббасид повелел ввергнуть в темницу верного пособника в нужде; он допустил врагам его устроить так, что военачальник скончался в заключении «естественной смертью» (Зуль Ка’да 200=июнь 816). Одним словом, произошло нечто вроде повторения истории с Абу Муслимом, но как человек Харсама стоял неизмеримо выше свирепого «поставщика королей».