История исламской философии

В то время как на Западе авиценнизму был отпущен очень короткий срок, в Иране он дожил до наших дней, плодотворно повлияв на духовную и мистическую ситуацию. Латинский же аверроизм выродился в XIV в. в политический аверроизм Жана де Жандуна и Марсилия из Падуи. С этой точки зрения имена Авиценны и Аверроэса могут быть рассмотрены в качестве символов духовных судеб соответственно Востока и Запада. При этом дивергенция не должна ставиться в вину только аверроизму.

Мы видели, каким образом Абу''ль Баракат Багдади довел до логического конца авиценновскую гносеологию, признав если на за каждым индивидуумом, то, по крайней мере, за индивидуумами, составляющими одну духовную семью, отдельный активный Интеллект, являющийся "самостоятельной" духовной сущностью. Решения, которые получила проблема активного Интеллекта, как мы уже указывали, в высшей степени примечательны. Например, св. Фома Аквинский признает существование активного интеллекта за каждым индивидуумом, однако несогласен с тем, что этот интеллект является "отдельной" духовной сущностью. Тем самым происходит разрыв непосредственной связи индивидуума с божественным миром, постулированной Авиценной, который отождествил активный Интеллект со Святым Духом или Ангелом Откровения. Связь, устанавливавшая автономию духовной личности, распалась, и на место личной нормы Хайй ибн Якзана встал духовный авторитет Церкви. Индивидуальная инициация в религиозные нормы означает свободу; обобществляясь, она провоцирует бунты духа и мятежи души. Обобществившись, такая норма перестает быть религиозной, монотеизм переходит в монизм, а идея божественного Воплощения - в воплощение социальное. Нужно очень внимательно подходить к подобным различиям.

Исламская религия лишена органов догматического авторитета. Поэтому она не может передать в наследие идущему ей на смену светскому обществу ни идеи, ни установления, как это произошло в западном обществе светской "ортодоксии", где термин "ересь" сменился понятием "отклонение". В христианском мире именно философия вела борьбу против догматического авторитета. Последний же, судя по всему, и выковал оружие, которое потом было обращено против него. Напротив, если говорить об исламском мире, то, по мнению духовных подвижников Ислама, от угнетающей ортодоксии и законнического буквализма шариата человека мог освободить только тавиль.

Цитируя слова Аверроэса: "О люди! Я не говорю, что та наука, которую вы называете божественной, неверна, но я говорю, что учу вас человеческой науке", можно, наверное, сказать, что в этом заключается весь Аверроэс и, что "новое человечество, расцветшее в эпоху Ренессанса, вышло отсюда" (Кадри). Может быть. В этом случае будет правильным сказать, что то, что кончилось вместе с Аверроэсом, не могло более жить в Исламе, но должно было с этого времени направлять европейскую мысль. Это и был тот самый латинский аверроизм, который до сих пор обозначается понятием "арабизм". Напротив, если жизнь аверроистской перипатетики закончилась в западном Исламе, то философскому размышлению была уготована долгая судьба на Востоке, особенно в Иране. Спекулятивное размышление в форме хикмат илахийа (philosophia divina, лучшим переводом для этого термина будет слово теософия) дожило в этом регионе до наших дней благодаря тому, что в Иране не произошло метафизической секуляризации, неизбежно сопровождающейся отделением философии от богословия. На Западе это отделение было делом рук самой же схоластики. С другой стороны, как мы уже неоднократно указывали на протяжении предыдущих страниц, концептуальным фундаментом исламских философов была не этическая доктрина о социальной норме, а идея духовного совершенства, телейосиса, которого человеческий индивидуум способен достичь не в горизонтальном общественно-политическом измерении, но в вертикальном измерении, привязывающем его к трансцендентным иерархиям, высшим гарантам его личной судьбы. Вот почему "режим одинокого", внушенный Фараби Ибн Бахье, остался недоступен для латинского политического аверроизма.