Первая испанская республика – проба пера свободы, трансформированная в катастрофу усилиями неких бесчестных политиков и безграмотного и безответственного народа, провалилась ко всем чертям в 1874 году. Разочарование народных масс из-за крушения их надежд и чаяний, экстремизм некоторых руководителей и страх перед революцией всех остальных, а также общественные волнения, что поставили всю Испанию вверх тормашками и перепугали властную и финансовую элиту, позволили самым гротескным образом поставить точку в данном кратковременном эксперименте. Все это как нельзя лучше подготовило страну к периоду социальной летаргии, когда единственным желанием публики было спокойствие и минимум потрясений, супчик и наваристый бульон, невзирая на цену в виде потери свобод, которую придется за это заплатить. Произошел отказ от многих важных вещей, и Испания (на тот момент – постреволюционная диктатура в руках вечного оппортуниста генерала Серрано) застыла в каком-то идиотском положении, отложив на неопределенное время необходимые реформы и амбициозные цели. Ни в малейшей степени не усвоив – что самое важное – урока тех страшных симптомов, что были явлены миру кантональными революциями и республиканскими беспорядками. Мир менялся, обездоленные открывали глаза. Там, где образование и книги пробуждали умы, смирение мира голодных и рабов уступало дорогу требованиям уважать их права и борьбе. Пятью годами ранее появился до тех пор не существовавший институт – Международная ассоциация трудящихся, или Первый интернационал. В него вошли и испанцы. Как и в других европейских странах, буржуазия продолжала подниматься на дрожжах неизбежного прогресса в экономике и промышленности. Параллельно этому процессу шел еще один: у рабочих, передающих друг другу книги и идеи, тоже рождалась организация, поначалу рудиментарная, целью которой было улучшение условий труда на фабриках и заводах (деревня от этого процесса оставалась в стороне). Проще говоря, обе тенденции левого движения уже проявились: социализм, претендовавший на достижение своих социальных требований мирным путем, и анархизм – «Ни бога, ни хозяина», – который верил в то, что стрельба из пистолета и динамит – единственно эффективное средство, способное избавить трудящихся от гнили буржуазного общества. Так, слово «анархист» сделалось синонимом того, что сегодня мы бы назвали террористом, и в последующие десятилетия анархисты стали героями громких кровавых актов с большим количеством пиф-паф и неменьшим – трах-тарарах, выплеснувшихся в газетные заголовки, перепугавших правительства и повлекших за собой жесточайшие полицейские репрессии. Немаловажная, кстати, деталь: в ходе индустриально-промышленного подъема того времени огромные деньги инвестировались в Баскские провинции, в Астурию и особенно в Каталонию, где такие города, как Барселона, Сабадель, Манреса и Тарраса, с их текстильными мануфактурами и приграничной близостью к Европе, все больше богатели, вследствие чего начали испытывать головокружение от успехов и чувство превосходства по отношению к остальной Испании. То есть там царила атмосфера пока еще не сепаратистская в современном смысле этого слова – 1714 год был уже слишком далеко, – однако с вполне явным предпочтением государства децентрализованного (возможность установления по-якобински сильного государства по французским лекалам мы к тому времени уже утратили на веки вечные), а также индустриально развитого, капиталистического и буржуазного, модного в Европе. Чувство, которое ввиду разброда и шатания в отечестве было вполне естественным, потому как Христос призывал всех стать братьями, но не двоюродными, то бишь не простофилями. И вот так, шаг за шагом, рождались современный каталонизм[57]
и его будущие последствия; картина, очень хорошо схваченная, кстати, в крайне любопытных и служащих нам предостережением словах каталонского политика – выходца из «hisendats», то бишь из семьи аристократической и при деньгах, – Прата де ла Рибы: «Две Испании: окраинная – живая, прогрессивная – и центральная – забюрократизированная, дремлющая, бесплодная. Первая – живая, вторая – официальная». Все то, что так четко отразилось в этой цитате, имело место в Испании потерянных со времени Войны за независимость возможностей, где сменяющие друг друга правительства оказались не способны включить слово «нация» в контекст общего движения вперед. И в то время, когда Великобритания, Франция или Германия развивали свои патриотические мифы в школах, заботясь о том, чтобы учителя воспитывали чувства гражданственности и солидарности в будущих гражданах, испанское безразличие к вопросам воспитания со временем повлечет за собой тяжелейшие последствия: дискредитированная армия, дезориентированный и безразличный народ, образование, большей частью пребывающее в руках католической церкви, и полный конфуз вокруг слова «Испания», чье прошлое, настоящее и будущее расхищали без зазрения совести, манипулируя им, разного рода воры и мошенники.57. Куда идешь ты, Альфонс XII?