История итальянцев

Под влиянием неоплатоников и пифагорейцев Галилей, подобно Бруно и Кампанелле, принял гипотезу Коперника и отверг аристотелевскую физику и космологию. Но там, где Бруно останавливался в благоговейном созерцании бесконечной Вселенной, Галилей шел дальше, стремясь проникнуть в ее тайны, систематизировать ее и измерить. Там, где Кампанелла прибегал к астрологии и объяснял причинные связи явлений различным положением звезд, Галилей обращался к математике. Единственно возможным познанием действительности было, на его взгляд, то, которое предлагали точные и естественные науки, следовательно, настоящим философом может быть только естествоиспытатель и математик. Он писал:

Философия содержится в величайшей книге, которая всегда открыта нашему взору (я имею в виду Вселенную), но ее нельзя понять, не выучившись прежде читать эту книгу. Она написана на языке математики, ее азбука — треугольники, окружности и другие геометрические фигуры, без которых нельзя понять в книге ни слова; без них чтение будет напрасным блужданием в темном лабиринте.

Вместе с тем математик и естествоиспытатель, — в той мере, в какой он сознает теоретическое значение своих открытий, — не может не быть философом. Показательно в связи с этим, что от великого герцога Тосканского, призывавшего Галилея вернуться из Падуи в Университет Пизы, ученый потребовал звания не только «математика», но и «философа». Объясняя это, он заявил, что «посвятил философии больше лет, чем чистой математике — месяцев». Разумеется, речь шла не о пикировке или неуместных амбициях. Галилей понимал математику не как дополнение к уже существующей энциклопедии знаний, а как основание нового знания. В противоположность этому аристотелизм, с его точки зрения, был не только древней и опровергнутой в ходе научных наблюдений гипотезой о строении Вселенной, но и свидетельством лености ума и догматизма его сторонников, упорствующих в рабской приверженности догме. Поэтому борьба за новую науку невозможна вне связи с более широким движением обновления культуры и мысли. Другими словами, нельзя быть «новатором» в изучении и применении точных и естественных наук и ретроградом — в других областях знания. Культуре Нового времени, основанной на новых «науках» о природе, должны быть присущи те же взаимосвязь и единство, что и великой культуре эпохи классики и гуманизма, которая оказала столь глубокое воздействие на самого Галилея.

Этот призыв к единству знания он последовательно воплощал как в своем учении, так и в жизни. Именно за это его и осуждала Церковь, а величайшие из современников, от Бруно до Сарпи, провозгласили его пионером (речь идет о распространенном в публицистике того времени понятии) и новым Колумбом.

Несмотря на полученное в 1616 г. предупреждение, Галилей опубликовал в 1632 г. «Диалог о двух главнейших системах мира — Птолемеевой и Коперниковой» — подлинный манифест новой научной мысли, изложенный тем же кристально ясным и торжественным языком, каким четырьмя годами спустя будут написаны «Рассуждения о методе» Рене Декарта (1596–1650). Если (а так звучит одно из его самых известных и часто цитируемых утверждений) в отношении пространства человеческое знание бесконечно ниже Божественного, то, касаясь глубины понимания… я утверждаю, что человеческой разум постигает некоторые истины в таком совершенстве и с такой абсолютной достоверностью, какими располагает сама природа, и таковы чистые математические науки. в которых Божественному разуму открыто значительно больше истин, ибо ему открыто все; но в том немногом, что постиг человеческий разум, полагаю, его познания по объективной достоверности равны Божественным, потому что он приходит к пониманию необходимости, а высшей степени достоверности не существует.